Архетипы в литературе. Проявление архетипов в литературном творчестве
Архетип (от гр. archetypes -первообраз, модель) -понятие, зародившееся и обоснованное в работах швейцарского ученого К.Г. Юнга, занимавшегося изучением психики, в особенности соотношения сознательной и бессознательной сфер. Руководствуясь идеей «открыть тайну человеческой личности» 1 , Юнг пришел к мысли, что при изучении человека нельзя принимать во внимание только его сознание, считая его единственной формой психологического бытия 1 . Бессознательное - это объективное свойство психики. При этом различают индивидуальное бессознательное, которое открыто 3. Фрейдом, чья концепция представлена в разных его работах, но наиболее целостно и систематизированно - во «Введении в психоанализ» 2 , и коллективное бессознательное, обнаруженное К. Юнгом сначала в процессе анализа сновидений («сон - сигнал из бессознательного»), а затем некоторых видов деятельности (обряд, ритуал) и художественного творчества (миф, легенда, сказка). Коллективное бессознательное как бы концентрирует в себе «реликты архаического опыта," что живут в бессознательном современного человека» 3 . Иначе говоря, коллективное бессознательное впитывает психологический опыт человека, длящийся многие века. «Наши души, как и тела, состоят из тех же элементов, что тела и души наших предков» 4 . Тем самым они хранят память о прошлом, т. е. архетипическую память.
В ходе анализа психики во всей ее полноте Юнг обосновал понятие «архетипа». Оно определялось им по-разному, но формулировки фактически дополняли и уточняли друг друга. Архетип - это находящиеся априори в основе индивидуальной психики инстинктивные формы, которые обнаруживаются тогда, когда входят в сознание и проступают в нем как образы, картины, фантазии, достаточно трудно определимые: «Следует отказаться,-писал ученый,-от мысли, что архетип можно объяснить <...> Всякая попытка объяснить окажется не чем иным, как более или менее удачным переводом на другой язык» 5 . Между тем Юнг выделил несколько архетипов и дал им соответствующие имена. Наиболее известны архетипы анима (прообраз женского начала в мужской психике) и анимус (след мужчины в женской психике). Архетип тень - это бессознательная часть психики, которая символизирует темную сторону личности и персонифицирует все то, что человек отказывается принимать в самом себе и что он прямо или косвенно подавляет, как-то: низменные черты характера, всякого рода неуместные тенденции и т. п. Поэтому тень оказывается источником двойничества. Весьма значимым является архетип под названием самость - индивидуальное начало, которое, по Юнгу, может редуцироваться под воздействием внешней жизни, но очень важно тем, что таит в себе «принцип определения себя в этом мире» 6 . Самость и служит предпосылкой и свидетельством целостности личности. Существенны архетипы дитяти, матери, мудрого старика или старухи.
Одновременно с открытием бессознательной сферы психики Юн-гом была зафиксирована полярность психических структур, т. е. наличие противоположностей, противоречий, что с наибольшей отчетливостью проявляется в архетипе тени. Существование подобного рода противоречий было подтверждено исследованиями лингвистов, в частности Р. Якобсона, а также этнологов и антропологов, в особенности работами крупнейшего французского ученого Клода Леви-Стросса. Изучая бесписьменные культуры и характер мыслительных операций их носителей, Леви-Стросс отметил тенденцию к сопоставлению полярных качеств и признаков и выявил многочисленные бинарные оппозиции в ходе обобщающей работы мысли, такие, как: сухое/влажное, сырое/вареное, далекое/близкое, темное/светлое и т. д. Ученый изложил свои мысли в фундаментальном труде «Mythologiques» (т. 1-4), публиковавшемся во Франции (Париже) в 1964-1971 гг., а также в ряде других работ, таких, как «Печальные тропики», «Неприрученная мысль» и др. 1
Архетипы, заложенные в психике, реализуются и обнажают себя в разных формах духовной деятельности, но более всего дают о себе знать в ритуале и мифе. Важнейшими ритуалами (обрядами) являются: инициация, т. е. посвящение юноши во взрослое состояние; календарное обновление природы; умерщвление вождей-колдунов (этот ритуал описан Д. Фрэзером в книге «Золотая ветвь» 2); свадебные обряды.
Как источник архетипов рассматривают мифы разных народов. В их числе космогонические мифы (о происхождении мира), антропо-, тонические (о происхождении человека), теогонические (о происхождении богов), календарные (о смене времен года), эсхатологические (о конце света) и др. 3 При всем многообразии мифов основная направленность большинства из них - описание процесса творения мира. И важнейшая фигура здесь -творец, демиург, в качестве которого выступает так называемый первопредок, культурный герой. Он выполняет функции устроителя мира: добывает огонь, изобретает ремесла, защищает род и племя от демонических сил, борется с чудовищами," устанавливает обряды и обычаи, т. е. вносит организующее начало в жизнь рода или племени. Наиболее известным культурным героем в греческой мифологии является Прометей. Именно такой герой становится одним из важнейших архетипических образов, встречающихся в трансформированном виде в различных произведениях мировой литературы. Всемирная мифология рождает, конечно, множество других архетипов, выступающих и в виде героя, и в виде действия или предмета, например чудесного рождения, коня, меча и т. п.
При изучении архетипов и мифов используется целый ряд понятий и терминов: мифологема (содержание понятия близко архетипу), ар-хетипическая (или архаическая) модель, архетипические черты, архе-хдашческие формулы, архетипические мотивы. Чаще всего архетип отождествляется или соотносится с мотивом.
Понятие мотива было введено АН. Веселовским и определялось как «простейшая повествовательная единица, образно ответившая на разные запросы первобытного ума или бытового наблюдения» 1 . В качестве примеров архаических мотивов он называет: представление солнца оком, солнца и луны братом и сестрой, молнии как действия птицы и т.д. На некоторые из них ссылается В. Пропп в известной работе «Морфология сказки» 2 . Е.М. Мелетинский считает, что под архетшшческим мотивом следует подразумевать «некий микросюжет, содержащий предикат (действие), агенса, пациенса и несущий более или менее самостоятельный и достаточно глубинный смысл» 3 . «Полный сюжет» заключает в себе клубок мотивов. Ученый предлагает свою классификацию архетипических мотивов. В их числе -попадание во власть демонического существа, приобретение чудесного помощника, женитьба на царевне, путешествие и многие другие. По словам Е. Мелешнского, «миф, героический эпос, легенда и волшебная сказка чрезвычайно богаты архетипическим содержанием» 4 . При этом вновь отмечается парность или даже полярность мотивов, отражающая полярность мыслительных операций-обобщений. Например, двойник/близнец, действие/противодействие, похищение/обретение и т. п.
Архетипичность, имеющая мифологические корни и обнаруживающаяся на ранних этапах существования искусства, или, как сейчас говорят, в дорефлективный период, дает о себе знать и в более поздние сроки. При этом архаические мотивы классической мифологии расширяются, видоизменяются и, начиная со средних веков, нередко сочетаются с христианско-мифологическими, сформировавшимися в лоне библейской мифологии.
Пронизанность литературы и искусства в целом (живопись, скульптура, музыка) архаическими мотивами приводит к тому, что понятие архетипа становится необходимым инструментом исследования. Не используя данную терминологию, представители мифологической школы XIX в. (В. и Я. Гриммы, В. Буслаев, А. Афанасьев и др.), опиравшиеся на философские идеи Ф. Шеллинга и А. и Ф. Шлегелей, в сущности, исходили в своих исследованиях из идеи архетипичности фольклора; они объясняли многие явления в фольклоре разных народов древнейшей мифологией, а содержание самих мифов -обожествлением явлений природы, например светил (солярная теория) или грозы (метеорологическая теория), а также поклонением демоническим существам и силам.
Особенно активно понятием архетипа пользуются ученые, представляющие так называемую ритуально-мифологическую школу, сложившуюся еще в 30-е годы нашего века, пережившую расцвет в 50-е и входящую в научную парадигму и в настоящее время. К ученым данной ориентации относятся Г. Мэррей («Становление героического эпоса», 1907), М. Бодкин («Архетипические образы в поэзии», 1934), Н. Фрай («Анатомия критики», 1957), а также М. Кэмпбелл, Р. Карпентер, Ф. Ферпоссон, В. Трои и др. Большинство из них придают особое значение работам Д. Фрэзера, в которых исследованы ритуалы, связанные с обновлением жизни, и стремятся возвести содержание самых различных произведений к ритуальным истокам. Например, изображение судьбы молодого человека в массе романов XIX-XX вв.-к обряду инициации; появление персонажей, наделенных противоречиями,- к архетипу бога и дьявола; отождествление героев трагедий Софокла и Шекспира (Эдипа и Гамлета) и даже романов Стендаля и Бальзака (Жюльена Сореля и Люсьена де Рюбам-пре) с козлами отпущения, приносившимися в жертву богам во время соответствующего ритуала.
Особенно активно архетипический подход проявляется при анализе творчества таких писателей, как Дж. Джойс, Т. Манн, Ф. Кафка. Ориентированность на поиски архетипических начал в романе XX в. связана с разочарованием в историзме, в идее прогресса и с желанием «выйти» за пределы конкретного исторического зремени и доказать существование вечных, неизменных начал в бессознательных сферах человеческой психики, зарождающихся в праистории и повторяющихся в ходе ее в виде архетипических ситуаций, состояний, образов, мотивов. Что касается самих писателей, то они, сознательно или неосознанно, дают материал для подобной трактовки, представляя своих героев (Блум в «Улиссе» Джойса или Ганс Касторп в «Волшебной горе» Т. Манна) как ищущих ответы на вечные, метафизические вопросы и являющихся носителями как бы вечной и единой человеческой сущности, а также различных антиномических сил, таящихся в человеческой душе. Отсюда -отказ от внешнего действия, т.е. явной событийности, и сосредоточенность на действии внутреннем, размышлениях, медитации, порождающих так называемый «поток сознания». Интерес к глубинным слоям человеческой психики был присущ и русским писателям XIX-ХХвв.,в частности Ф. Достоевскому, И. Бунину, Л. Андрееву, А. Белому и др.
Серьезное внимание к архетшшчности в искусстве характерно и для современных исследователей русской литературы прошлого и нынешнего веков. Архетипы находят в творчестве самых разных писателей, но, конечно, в трансформированном виде. Ю. Лотман выделяет ряд архетипов в произведениях Пушкина, например архетшшческий мотив стихии, метели, дома, кладбища, статуи, а кроме того, оппозицию образов разбойника -покровителя или погубителя -спасителя 1 . Особенно богато архетипическими мотивами творчество Гоголя, Достоевского и Белого. В «Вечерах на хуторе близ Диканьки» очевиден архетип ритуально-праздничного веселья, иначе называемый карна-вальностью; в «Тарасе Бульбе» можно увидеть архетип поединка отца с сыном и почувствовать атмосферу эпического времени, а в петербургских повестях - архетипическую оппозицию Севера и Юга 2 . В разных произведениях Достоевского явно проступают архетипы двойника, космоса и хаоса, своего и чужого, героя и антигероя, добра и зла и т. д. Их наличие отмечают М. Бахтин, Е. Мелетинский, В. Топоров, В. Ветловская 3 . Идеологемами пропитан роман А. Белого «Петербург» 4 .
Присутствие архаических и мифологических мотивов несомненно в произведениях таких современных писателей, как Г. Маркес («Сто лет одиночества»), Ч. Айтматов («Белый пароход», «Пегий пес, бегущий краем моря», «Плаха» и др.), В. Распутин («Прощание с Матерой») и др. Их источником является в первую очередь народная культура и составляющие ее песни, легенды, сказания, мифы.
Примером глубоко мотивированного использования древних сказаний и иных архетипически значимых форм культуры и быта является роман Айтматова «И дольше века длится день». Роман начинается и завершается изображением похорон одного из героев, которые воспринимаются и автором, и героями как очень важная и священная церемония, полная глубокого человеческого и сакрального смысла. Ритуал начинается с определения места погребения, в качестве которого выбрано старинное кладбище Ана-Бейит. Здесь, согласно преданию, покоится прах Найман-Аны, чья судьба воссоздается в легенде о завоевании сарозекских земель племенем жуаньжуаней, о пленении ими ее сына Жоламана, о превращении его в манкурта и убийстве им собственной матери. Однако погребение, к глубокой скорби, происходит не на кладбище, а в сарозекской степи: на месте кладбища возник космодром.
Такое завершение сюжетного действия, а тем самым жизненного круга, пройденного Казангапом, подчеркивает нарушение естественного, соблюдавшегося веками обряда проводов человека в иной мир и вместе с тем трагичность судьбы человека, лишенного возможности найти последнее пристанище рядом со своими предками. Драматизм в настроениях другого героя, Едигея, глубоко переживающего смерть друга и печальные обстоятельства его похорон, подкрепляется ассоциацией с судьбой персонажей другой легенды, записанной Куттыбае-вым,-легенды о любви старого певца Раймалы-аги и молодой певицы Бегимай. Кроме того, жизнь героев протекает на фоне и в соприкосновении с жизнью природы и «братьев наших меньших», таких, как рыжая лисица, коршун-белохвост и, главное, верблюд Буранный Кя-ранар. Олицетворение природного мира и его обитателей, подчеркивание общности судьбы людей и животных, выявление драматических и трагических моментов в восприятии окружающего - все это свидетельство единства мироздания, взаимосвязи всех его граней и пронизан-ности его архетипическими ситуациями, образами, мотивами.
Понятие «архетип» как инструмент исследования позволяет увидеть многие существенные стороны в содержании художественных произведений, прежде всего преемственность в жизни человеческого рода, неразрывную связь времен, сохранение памяти о прошлом, т. е. архетипической памяти, в чем бы она ни проявлялась.
Е.Р. Коточигова ВЕЩЬ В ХУДОЖЕСТВЕННОМ ИЗОБРАЖЕНИИ
Материальная культура (от лат. materia и cultura - возделывание, обрабатывание) как совокупность предметов, создаваемых человеком, входит в мир произведения. Однако для обозначения изображаемых в литературе предметов материальной культуры нет единого термина. Так, А. Г. Цейтлин называет их «вещами», «деталями житейской обстановки, тем, что живописцы и включают в понятие "интерьер"» 1 . Но материальная культура прочно вписана не только в интерьер, но и в пейзаж (за исключением так называемого дикого пейзажа), и в портрет (поскольку костюм, ювелирные украшения и пр.- составная его
). А.И. Белецкий предлагает термин «натюрморт», под которым подразумевает «изображение вещей - орудий и результатов производства -искусственной обстановки, созданной человеком...» 2 . Этот термин из области живописи в литературоведении не привился. А для А.П. Чудакова «вещь в литературе» очень широкое понятие: он не проводит различия между «природным или рукотворным» предметом 3 , что снимает уже на терминологическом уровне чрезвычайно важную лшозицию: материальная культура/природа. Здесь под вещами име-отся в виду только рукотворные предметы, элементы материальной культуры (хотя последняя не сводится к вещам, включая в себя также многообразные процессы).
Вещный мир в литературном произведении соотносится с предметами материальной культуры в реальной действительности. В этом смысле по творениям «давно минувших дней» можно реконструировать материальный быт. Так, Р.С. Липец в книге «Эпос и Древняя Русь» 1 убедительно доказывает высказанное еще С.К. Шамбинаго 2 предположение о генетической связи быта былин с обиходной жизнью русских князей. Реальность белокаменных палат, золоченых крыш, неизменных белодубовых столов, за которыми сидят богатыри, выпивая из братины питья медвяные и принимая богатые дары князя за верную службу, доказана и археологическими раскопками. «Несмотря на обилие поэтических образов, метафор, обобщенных эпических ситуаций, несмотря на нарушенность хронологии и смещенность ряда событий, былины все являются превосходным и единственным в своем роде историческим источником...» 3
Изображение предметов материальной культуры в литературе эволюционирует. И это отражает изменения в отношениях человека и вещи в реальной жизни. На заре цивилизации вещь - венец человеческого творения, свидетельство мудрости и мастерства. Эстетика героического эпоса предполагала описания вещей «предельного совершенства, высшей законченности...» 4 .
Сошка у оратая кленовая, Омешики на сошке булатные, Присошек у сошки серебряный, А рогачик-то у сошки красна золота.
(Былина «Волъга и Микула»)
Сказители всегда внимательны к «белокаменным палатам», их убранству, ярким предметам, к тканям, на которых «узор хитер», ювелирным украшениям, великолепным пиршественным чашам.
Нередко запечатлен сам процесс создания вещи, как в гомеровской «Илиаде», где Гефест выковывает Ахиллу боевые доспехи:
И вначале работал он щит и огромный и крепкий, Весь украшая изящно; кругом его вывел он обод Белый, блестящий, тройной; и приделал ремень серебристый. Щит из пяти составил листов и на круге обширном Множество дивного бог по замыслам творческим сделал...
(Песнь XVIII. Пер. Н. Гнедича)
Отношение к предметам материальной культуры как достижению человеческого разума демонстрирует в особенности наглядно эпоха Просвещения. Пафос романа Д. Дефо «Робинзон Крузо»-гимн труду, цивилизации. Робинзон пускается в рискованные путешествия на плотах к севшему на мель кораблю, для того чтобы перевезти на берег необитаемого острова необходимые ему вещи. Более одиннадцати раз он перевозит на плотах многочисленные «плоды цивилизации». Подробнейшим образом описывает Дефо эти веши. Самая «драгоценная находка» героя -ящик плотника с рабочими инструментами, за которую, по его собственному признанию, он отдал бы целый корабль с золотом. Есть здесь и охотничьи ружья, пистолеты, сабли, гвозди, отвертки, топоры, точила, два железных лома, мешок с дробью, бочка с порохом, сверток листового железа, канаты, провизия, одежда. Все то, с помощью чего Робинзон должен «покорить» дикую природу.
В литературе XIX-XX вв. наметились разные тенденции в изображении вещей. По-прежнему почитается человек-Мастер, homo faber, ценятся изготовленные умелыми руками предметы. Примеры такого изображения вещей дает, например, творчество Н.С. Лескова. Многочисленные предметы, описанные в его произведениях,- «стальная блоха» тульских мастеров («Левша»), икона старообрядческих иконописцев («Запечатленный ангел»), подарки карлика из романа «Соборяне», поделки Рогожина из «Захудалого рода» и др.- «след умельства» лесковских героев 1 .
Однако писатели чутко уловили и другую грань во взаимоотношениях между человеком и вещью: материальная ценность последней может заслонять человека, он оценивается обществом по тому, насколько дорогими вещами обладает. И человек часто уподобляется вещи. Об этом предсмертный крик героини пьесы А.Н. Островского «Бесприданница»: «Вещь... да, вещь! Они правы, я вещь, а не человек». А в художественном мире А.П. Чехова вещи: рояль, на котором играет Котик («Ионыч»), горшочки со сметаной, кувшины с молоком, окружающие героя рассказа «Учитель словесности»,-нередко еммволизи-руют пошлость и однообразие провинциального быта.
В XX в. не одно поэтическое копье сломано в борьбе против вещизма - рабской зависимости людей от окружающих их вещей:
Умирает владелец, но вещи его остаются,
Нет им дела, вещам, до чужой, человечьей беды.
В час кончины твоей даже чашки на полках не бьются,
И не тают, как льдинки, сверкающих рюмок ряды.
Может быть, для вещей и не стоит излишне стараться...
{В. Шефнер. «Вещи»)
Слабеет, утрачивается интимная связь человека и вещи, свойственная в особенности средневековью, где вещи часто имеют собственные имена (вспомним меч Дюрандаль, принадлежащий главному герою «Песни о Роланде»). Вещей множество, но они стандартны, их почти! не замечают. В то же время их «инвентарные списки» могут быть! зловеще самодовлеющими-так, преимущественно через длинные перечисления сменяющих друг друга многочисленных покупок показана жизнь героев повести французского писателя Ж. Перека «Вещи».
С развитием техники расширяется диапазон изображаемых в литературе вещей. Стали писать о заводах-гигантах, об адской карающей машине («В исправительной колонии» Ф. Кафки), о машине времена о компьютерных системах, о роботах в человеческом обличье (совре менные фантастические романы). Но одновременно все сильнее звучш тревога об оборотной стороне научно-технического прогресса. В русской советской прозе и поэзии XX в. «машиноборческие мотивы» звучат прежде всего в среде крестьянских поэтов -у С. Есенина, Н. Клюева, С. Клычкова, П. Орешина, С. Дрожжина; у авторов так называемой «деревенской прозы» - В. Астафьева, В. Белова, В. Распутина. И это неудивительно: ведь крестьянский уклад более всего пострадал от сплошной индустриализации страны. Вымирают, уничтожаются целые деревни («Прощание с Матерой» В. Распутина), искореняются из людской памяти народные представления о красоте, «ладе» (одноименная книга В. Белова) и т. д. В современной литературе все чаще звучит; предупреждение об экологической катастрофе («Последняя пастораль» А. Адамовича). Все это отражает реальные процессы, происходящие во взаимоотношениях человека с созданными его руками, но часто выходящими из-под его контроля вещами.
В то же время вещь в литературном произведении выступает как элемент условного, художественного мира. И в отличие от реальной действительности границы между вещами и человеком, живым и неживым здесь могут быть зыбкими. Так, русские народные сказки дают многочисленные примеры «очеловечивания» вещей. Литературными персонажами могут стать «печка» («Гуси-лебеди»), куколка; («Баба-Яга») и др. Эту традицию продолжает и русская и зарубежная литература: «Оловянный солдатик» Г.Х. Андерсена, «Синяя птица» М. Метерлинка, «Мистерия-буфф» В. Маяковского, «До третьих петухов» В.М. Шукшина и др. Мир художественного произведения может быть насыщен несуществующими в реальности вещами. Научно-фантастическая литература изобилует описаниями небывалых космических кораблей, орбитальных станций, гиперболоидов, компьютеров, роботов и т. д. («Гиперболоид инженера Гарина» А. Толстого, «Солярис», «Сталкер» Ст. Лема, «Москва-2004» В. Войновича).
Условно можно выделить важнейшие функции вещей в литературе, такие, как культурологическая, характерологическая, сюжетно-композиционная.
Вещь может быть знаком изображаемой эпохи и среды. Особенно наглядна культурологическая функция вещей в романах-путешествиях, г де в синхронном срезе представлены различные миры: национальные, сословные, географические и т. д. Вспомним, как Вакула из «Ночи перед Рождеством» Гоголя с помощью нечистой силы и собственной находчивости в считанные минуты попадает из глухой малороссийской деревни в Петербург. Его поражают архитектура, одежда его современников, отдаленных от родной Диканьки расстоянием: «...домы росли и будто подымались из земли на каждом шагу; мосты дрожали; кареты летали <...> пешеходы жались и теснились под домами, унизанными плошками <...>. С изумлением оглядывался кузнец на все стороны. Ему казалось, что все домы устремили на него свои бесчисленные огненные очи и глядели. Господ в крытых сукном шубах он увидел так много, что не знал, кому шапку снимать».
Немалую службу сослужил Ивану Северьяновичу Флягину, томящемуся в татарском плену (повесть Лескова «Очарованный странник»), сундук с необходимыми для фейерверка принадлежностями, которые навели на татар, не знакомых с этими атрибутами европейского городского быта, неописуемый ужас.
Очень важна культурологическая функция вещей в историческом романе - жанре, формирующемся в эпоху романтизма и стремящемся в своих описаниях наглядно представить историческое время и местный колорит (фр. couleur locale). По мнению исследователя, в «Соборе Парижской Богоматери» В. Гюго «вещи живут жизнью более глубокой, чем живые действующие лица, и на вещах сосредоточился центральный интерес романа» 1 .
Знаковую функцию вещи выполняют и в бытописательных произведениях. Красочно изображен Гоголем быт казачества в «Вечерах на хуторе близ Диканьки». К «Колумбу Замоскворечья» Островскому слава пришла не только из-за меткости изображения характеров дотоле неизвестной читателю «страны», но и вследствие зримого воплощения этого «медвежьего уголка» во всех его подробностях, аксессуарах.
Вещь может служить знаком богатства или бедности. По традиции, берущей начало в русском былинном эпосе, где герои соревновались друг с другом в богатстве, поражая обилием украшений, драгоценные металлы и камни становятся этим бесспорным символом. Вспомним:
Повсюду ткани парчевые; Играют яхонты, как жар; Кругом курильницы златые Подъемлют ароматный пар...
(А. С. Пушкин. «Руслан и Людмила»)
Или сказочный дворец из «Аленького цветочка» СТ. Аксакова: «убранство везде царское, неслыханное и невиданное: золото, серебро, хрустали восточные, кость слоновая и мамонтовая».
Не менее важна характерологическая функция вещей. В произведениях Гоголя показана «интимная связь вещей» 1 со своими владельцами. Недаром Чичиков любил рассматривать жилище очередной жертвы его спекуляции. «Он думал отыскать в нем свойства самого хозяина,-как по раковине можно судить, какого рода сидела в ней устрица или улитка» («Мертвые души» -т. 2, гл. 3, ранняя ред.).
Вещи могут выстраиваться в последовательный ряд. В «Мертвых душах», например, каждый стул кричал: «И я тоже Собакевич!». Но охарактеризовать персонажа может и одна деталь. Например, банка с надписью «кружовник», приготовленная заботливыми руками Фенечки («Отцы и дети» Тургенева). Нередко интерьеры изображаются по контрастному принципу - вспомним описание комнат двух должниц ростовщика Гобсека: графини и «феи чистоты» белошвейки Фанни («Гобсек» О. Бальзака). На фоне этой литературной традиции может стать значимым и отсутствие вещей (так называемый минус-прием): оно подчеркивает сложность характера героя. Так, Райский, стремясь побольше узнать о загадочной для него Вере («Обрыв» И.А. Гончарова), просит Марфиньку показать ему комнату сестры. Он «уже нарисовал себе мысленно эту комнату: переступил порог, оглядел комнату и - обманулся в ожидании: там ничего не было!»
Вещи часто становятся знаками, символами переживаний человека:
Гляжу, как безумный, на черную шаль, И хладную душу терзает печаль.
(А. С. Пушкин. «Черная шаль»)
«Медные шишечки» на кресле дедушки совершенно успокоили маленького героя из повести Аксакова «Детские годы Багрова внука»: «Как это странно! Эти кресла и медные шишечки прежде всего кинулись мне в глаза, привлекли мое внимание и как будто рассеяли и немного ободрили меня». А в рассказе В. Астафьева «Дуга» случайнс найденная героем дута из свадебного поезда наполняет его воспоминаниями о давно забытых временах его молодости.
Одна из распространенных функций вещей в литературном произведении - сюжетно-композиционная. Вспомним зловещую роль платка в трагедии «Отелло» В. Шекспира, ожерелье из одноименного лесковского рассказа, «царицыны черевички» из «Ночи перед Рождеством» Гоголя и др. Особое место занимают вещи в детективной литературе (что подчеркнуто Чеховым в его пародийной стилизации «Шведская спичка»). Без деталей-улшс этот жанр немыслим.
Вещный мир произведения имеет свою композицию. С одной стороны, детали часто выстраиваются в ряд, образовывают в совокупности интерьер, пейзаж, портрет и т. д. Вспомним подробное описание героев Лескова («Соборяне»), урбанистический пейзаж в «Преступлении и наказании» Ф.М. Достоевского, многочисленные предметы роскоши в «Портрете Дориана Грея» О. Уайльда.
С другой стороны, какая-то одна вещь, выделенная в произведении крупным планом, несет повышенную смысловую, идейную нагрузку, перерастая в символ 1 . Можно ли назвать «цветок засохший, безухан-ный» (А.С. Пушкин) или «в окне цветы герани» (Тэффи. «На острове моих воспоминаний...») просто деталью интерьера? Что такое «тюрлю-лю атласный» («Горе от ума» А.С. Грибоедова) или онегинская шляпа «боливар»? О чем говорит «многоуважаемый шкаф» из чеховского «Вишневого сада»? Вещи-символы выносятся в заглавие художественного произведения («Шагреневая кожа» О. Бальзака, «Гранатовый браслет» А.И. Куприна, «Жемчуга» Н.С. Гумилева, «Двенадцать стульев» И. Ильфа и Б. Петрова). Симолизация вещей в особенности свойственна лирике в силу ее тяготения к смысловой насыщенности слова. Каждый из упоминаемых предметов в стихотворении Г. Шен-гели вызывает ряд ассоциаций:
В столах, «по случаю приобретенных» На распродажах и аукционах, Их ящики осматривать люблю... Что было в них? Бумага, завещанья, Стихи, цветы, любовные признанья. Все сувениры -знак надежд и вер, Рецепты, опий, кольца, деньги, жемчуг, С головки сына похоронный венчик. В последнюю минуту -револьвер?
(«В столах, "по случаю приобретенных"..*)
В контексте художественного произведения символика может меняться. Так, символом тягостной, безрадостной жизни стал забор в рассказе Чехова «Дама с собачкой»: «Как раз против дома тянулся забор, серый, длинный, с гвоздями. «От такого забора убежишь,- думал Гуров, поглядывая то на окна, то на забор». Однако в других контекстах забор символизирует стремление к красоте, гармонии, веру в людей. Именно так «прочитывается» в контексте пьесы А. В. Вампилова «Прошлым летом в Чулимске» эпизод с восстановлением героиней палисадника, каждую ночь разрушаемого ее нерадивыми односельчанами.
Краткость авторского текста в драме, «метонимичность» и «метафоричность» лирики 1 несколько ограничивают изображение вещей в этих родах литературы. Наиболее широкие возможности воссоздания вещного мира открываются в эпосе.
Жанровые различия произведений также сказываются на изображении вещей, актуализации тех или иных их функций. Знаками того или иного уклада жизни, культуры, вещи выступают преимущественно в исторических романах и пьесах, в бытописательных произведениях, в частности в «физиологических» очерках, в научной фантастике. Сюжетную функцию вещей активно «эксплуатируют» детективные жанры. Степень детализации вещного мира зависит от авторского стиля. Пример доминирования вещей в художественном произведении - роман Э. Золя «Дамское счастье». Оптимистическая философия романа противопоставлена критическим картинам действительности, нарисованным писателем в предыдущих романах серии «Ругон-Маккары». Стремясь, как писал Золя в наброске к роману, «показать радость действия и наслаждение бытием» , автор поет гимн миру вещей как источнику земных радостей. Царство материального быта уравнено в своих правах с царством духовной жизни, поэтому Золя слагает «поэмы женских нарядов», сравнивая их то с часовней, то с храмом, то с алтарем «огромного храма» (гл. XIV). Противоположная стилевая тенденция - отсутствие, редкость описаний вещей. Так, очень скупо обозначен был в романе Г. Гессе «Игра в бисер», что подчеркивает отрешенность от бытовых, материальных забот Магистра игры и вообще обитателей Касталии. Отсутствие вещей может быть не менее значимо, чем их изобилие.
Описание вещей в литературном произведении может быть одной из его стилевых доминант. Это характерно для целого ряда литературных жанров: художественно-исторических, научно-фантастических, нравоописательных (физиологический очерк, утопический роман), художественно-этнографических (путешествие) и пр. Писателю важно показать необычность обстановки, окружающей персонажей, ее непохожесть на ту, к которой привык имплицитный читатель. Эта цель достигается и через детализацию вещного мира, причем важен не только сам отбор предметов материальной культуры, но и способ их описания.
Подчеркивая своеобразие того или иного уклада жизни, быта, писатели широко используют различные лексические пласты языка, так называемый пассивный словарь, а также слова, имеющие ограниченную сферу употребления: архаизмы, историзмы, диалектизмы, варваризмы, профессионализмы, неологизмы, просторечие и пр. Применение подобной лексики, будучи выразительным приемом, в то же время нередко создает трудности для читателя. Иногда сами авторы, предвидя это, снабжают текст примечаниями, специальными словариками, как это сделал Гоголь в «Вечерах на хуторе близ Диканъки». Среди слов, поясняемых пасичником Рудым Панько в «Предисловии», львиная доля принадлежит обозначению вещей: «бандура - инструмент, род гитары», «батог - кнут», «каганец - род светильни», «люлька - трубка», «рушник - утиральник», «смушки - бараний мех», «хустка - платок носовой» и др. Казалось бы, Гоголь мог сразу писать русские слова, но тогда «Вечера...» в значительной мере лишились бы местного колорита, культивируемого эстетикой романтизма.
Обычно помогают читателю понять насыщенный пассивной лексикой текст посредники:
Архетип это обозначение наиболее общих и фундаментальных изначальных мотивов и образов, имеющих общечеловеческий характер и лежащих в основе любых художественных структур. Термин впервые использовался в античном платонизме, в 20 в. введен в широкий культурный обиход швейцарским психоаналитиком и мифологом К.Г.Юнгом («Об архетипах», 1937). Для Платона архетип как «идея» - своего рода «матрица» материального мира, для Юнга архетип - основа структурирования «бессознательного» (причем если у З.Фрейда это бессознательное индивидуально и реализуется в различных «комплексах», то у Юнга оно имеет общую психофизиологическую природу, не детерминированную средой и опытом, лежащую глубже индивидуального бессознательного и несущую память нации, расы, всего человечества - становясь, таким образом, коллективным бессознательным).
Архетип, будучи, по сути, не самим образом (или мотивом), но его «схемой», обладает качеством универсальности, сопрягая прошлое и настоящее, всеобщее и частное, свершившееся и потенциально возможное, что проявляется не только в художественной (от архаического ритуала и мифа до произведений новейшего искусства, в т.ч. литературы), но и в обыденной психической деятельности человека (снах, фантазиях). Забвение или разрушение архетипа является главной причиной как индивидуального нервного расстройства, так и «расстройства цивилизации». Поэтому для юнгианцев воспроизведение архетипа искусством - основное требование эстетики, а именно степенью насыщенности архетипическими образами и мотивами определяется ценность и сила воздействия художественного произведения. Согласно юнгианской эстетике, литературоведческий анализ есть прежде всего вычленение архетипа из наличествующих в произведении символов, мифологем и мотивов. Юнгианской методологии придерживается ритуально=мифологическая критика, сводящая содержание любого произведения к фольклорно мифологической основе, игнорируя при этом специфический историко-литературный контекст, индивидуальное своеобразие художника, новое эстетическое качество произведения. Иррационалистическая трактовка архетипа вводит это понятие в круг представлений о «мировой душе», «мистическом опыте» .
Рационалистический вариант подхода к проблеме предлагает структуралист К.Леви-Стросс. Современный российский культуролог Е.М.Мелетинский, исследуя трансформацию мифологических представлений на более поздних уровнях развития художественной культуры (фольклор, Средневековье, Возрождение, Новое время), расширяет представление о границах архетипа, обогащая его элементами «опытного», «приобретенного» сознания и со общая понятию архетипа категорию историчности, что сближает последний с понятием вечных образов. Традиционны архетипом «двойников» («тени», образы «дьяволов» - второго, «низшего» «я» человека); «мудрых стариков (старух)», символизирующие «дух», скрытый за хаосом земного мироздания; матери как символа вечного возрождения, т.е. преодоления смерти, бессмертия; мотива преображения как акта смены одежды; потопа как смены вех в истории человечества, очищения и жертвоприношения во имя новой жизни. Юнгианская трактовка архетипа оказала значительное влияние на литературу 20 в. (Г.Гессе, Т.Манн, Дж.Джойс, Г.Гарсия Маркес и др.).
Архетипический образ в литературоведении - художественный образ, аккумулирующий многовековой культурный опыт, допускающий вариативность, но в то же время узнаваемый и интуитивно воспроизводимый в художественном произведении.
Понимание архетипического образа и литературного архетипа в литературоведении рубежа ХХ-ХХI вв. в некоторых принципиальных моментах отличается от концепции архетипа в трудах К.Г.Юнга и его последователей. Условно все концепции архетипа можно разделить на «юнгианские», в русле психоаналитики ; «мифологические» и собственно литературоведческие.
Само слово «архетип» было заимствован К.Г.Юнгом у Я.Буркхарда, хотя трактовки архетипа у них были принципиально различными . В 1912 г. Юнг предположил, что в бессознательной жизни пациентов проявляются некие первообразы. В 1917 г. Юнг пишет о доминирующих, безличных конструктах, которые воздействуют на человека. В статье «Инстинкт и бессознательное» (1919) Юнг, впервые употребляя термин «архетип», акцентирует внимание на том, что главным в архетипе является бессознательный образ, внешняя модель, а не содержание, которое может подвергаться изменениям. В статье «Об архетипах коллективного бессознательного» (1934) Юнг подробно разъясняет свое понимание этих терминов, указывая на бытование понятия «архетип» в средневековых мистических трактатах. Нематериальность, образность архетипа, с точки зрения Юнга, сближает это понятие и с платоновскими «эйдосами» - врожденными идеями.
«Архетипы» понимались Юнгом как «первичные образы», «повторяющиеся модели опыта», которые сохранились в коллективном бессознательном. По Юнгу архетип манифестируется в сюжетно близких мифах разных народов, в образах снов и фантазий, в различной символике. Юнг подчеркивал также динамический характер архетипа и его «матричность», известную формальность содержания.
С 1930-х гг. термин «архетип» начал употребляться в различных областях гуманитарного знания. Дальнейшее функционирование этого термина в литературоведении было связано с одной из теоретико-литературных школ на Западе - с так называемой архетипной (в некоторых работах слово “archetype” переводится как “архетипический”) критикой (ветвь мифологической критики в англо-американском литературоведении). В этом русле написаны работы М.Бодкин, Р.Грейвза, Дж.Кэмбелла, Г.Найта, Ф.Уилрайта, Н.Фрая и др.
В советский период сквозь критику «буржуазных» литературоведческих концепций и школ до читателя тем не менее доходили основные моменты трактовок архетипа в зарубежном литературоведении. В частности, в этом ключе написана статья С.Аверинцева «”Аналитическая психология” К.-Г.Юнга и закономерности творческой фантазии» (1970). В «Литературном энциклопедическом словаре» (1987) уже обозначена возможность оперирования данным термином в отечественном литературоведении. В отечественном литературоведении термин «архетип» использовался также в работах Е.М.Мелетинского и С.Я.Сендеровича, критически пересмотревших теории Юнга; В.Н.Топорова , рассмотревшего в своих работах архетипические модели в сознании писателей. В 1990-2000-е гг. в отечественном литературоведении появились работы, использующие понятие «архетип» как ключевое, причем уже не как термин аналитической психологии и элемент «примитивного» мышления, а как собственно литературоведческую категорию.
Большакова А.Ю. Литературный архетип // Литературная учеба. - 2001. - № 6. - С. 169-173.
Мелетинский Е.М. Литературные архетипы и универсалии. - М., 2001.
Эсалнек А. Архетип // Введение в литературоведение / Под ред. Л.Чернец. - М., 2000. - С.30-37.
Frye N. Anatomy of criticism. - Princeton, 1957. - 383 p.
Ты - не раб!
Закрытый образовательный курс для детей элиты: "Истинное обустройство мира".
http://noslave.org
Материал из Википедии - свободной энциклопедии
Литературный архетип - часто повторяющиеся образы, сюжеты, мотивы в фольклорных и литературных произведениях. По определению Большаковой А. Ю., литературный архетип - это «сквозная», «порождающая модель», которая, несмотря на то, что она обладает способностью к внешним изменениям, таит в себе неизменное ценностно-смысловое ядро .
Исследование архетипов
Проблема художественного преломления архетипов в литературном произведении привлекала внимание исследователей XX века. Архетипические первообразы, или праформы, как их определял К. Г. Юнг , являясь проявлением «коллективного бессознательного », сопровождают человека на протяжении веков и отражаются в мифологии, религии, искусстве . Множество литературно-художественных образов и/или мотивов вырастает из определенного архетипического ядра, концептуально обогащая его первоначальную «схему», «систему кристалла» (К. Г. Юнг). В первой половине XX века, в русле психоаналитических штудий З. Фрейда , выявление отголосков мифопоэтического сознания на различных культурных уровнях становится едва ли не доминирующим (мифо-ритуальный подход Дж. Дж. Фрэзера , этнографический - Л. Леви-Брюля , символологический - Э. Кассирера , структурная антропология К. Леви-Стросса). Мифологическая критика второй половины XX века выстраивает свои изыскания в русле двух концепций - условно говоря, фрэзеровской (мифо-ритуальная) и юнгианской (архетипическая). Представители ритуально-мифологической школы - М. Бодкин (Англия), Н. Фрай (Канада), Р. Чейз и Ф. Уотс (США), - во-первых, занимались обнаружением в литературно-художественных произведениях сознательных и бессознательных мифологических мотивов и, во-вторых, уделяли большое внимание воспроизведению ритуальных схем обрядов инициации, эквивалентных, по их представлениям, психологическому архетипу смерти и нового рождения. В этот же период в литературоведении крепнет осознание того, что не менее важным в анализе литературно-художественного произведения становится не столько реконструкция мифопоэтического пласта, сколько определение идейной нагрузки тех или иных архетипических составляющих. Уже сама М. Бодкин отмечает парадигму изменений базовых архетипов, своего рода перерастание их в ходе историко-литературного развития в литературные формы, где важнейшей чертой становится типологическая повторяемость («длинные линии», как назвала их исследовательница). Вслед за Бодкин о высокой степени обобщения и типологической устойчивости литературного архетипа говорит А. Ю. Большакова . Юнговскую интерпретацию архетипа в литературоведении советского периода рассматривали С. С. Аверинцев (статья «„Аналитическая психология“ К.-Г. Юнга и закономерности творческой фантазии») и Е. М. Мелетинский (книга «Поэтика мифа»). Исследователи приходят к выводу, что термин «архетип» обозначает наиболее общие, фундаментальные и общечеловеческие мифологические мотивы, которые лежат в основе любых художественных и мифологических структур «уже без обязательной связи с юнгианством как таковым» . Е. М. Мелетинский («Поэтика мифа», «Аналитическая психология и проблема происхождения архетипических сюжетов»), А. Ю. Большакова («Теория архетипа на рубеже XX-XXI вв.», «Литературный архетип») полагают, что в XX веке развивается тенденция к переходу от сугубо мифологического и психологического осмысления архетипа к принятию модели литературного архетипа.
Модели литературного архетипа
А. Большакова в статье «Литературный архетип» выделяет несколько значений «архетипа» как литературной категории:
- писательская индивидуальность (напр. о Пушкине ученые говорят как об «архаическом архетипе поэта»);
- «вечные образы» (Гамлет , Дон-Жуан , Дон Кихот);
- типы героев («матери», «дитяти» и т. д.);
- образы - символы, часто природные (цветок, море).
Одним из основных свойств литературного архетипа является его типологическая устойчивость и высокая степень обобщения. По мнению А. А. Фаустова, архетип может обозначать «универсальный образ или сюжетный элемент, или их устойчивые сочетания разной природы и разного масштаба (вплоть до авторских архетипов)» .
В литературных произведениях XX века на первое место выступает преобразующее авторское начало, а мифопоэтическое и психологическое ядро того или иного архетипа испытывает всё большее концептуальное «напряжение» всей системы художественных координат. Под воздействием исторических и общественных перемен литературный архетип всё чаще являет актуальный смысл, «встроенный» в художественный замысел и реализуемый в произведении. Примерами фундаментальных архетипов на психологическом и на общекультурном уровнях могут служить понятия «дом», «дорога» и «ребёнок». Эти архетипические начала, судя по их частотности, представляются господствующими и в литературно-художественном произведении .
Напишите отзыв о статье "Архетип (литература)"
Примечания
Литература
- Аверинцев С. С. Архетипы // Мифы народов мира. Энциклопедия: в 2 т. / гл. ред. С. А. Токарев . - М .: Советская энциклопедия , 1992. - Т. 1 А-К . - С. 110-111 .
- Дмитровская М. А. Трансформация архетипа дома, или смысл финала романа В.Набокова «Машенька» // Архетипические структуры художественного сознания: Сборник статей. - Екатеринбург: Уральский университет , 2001. - Вып. 2 . - С. 92-96 .
Отрывок, характеризующий Архетип (литература)
– Боже мой, и вы тоже?!.. И вы?.. – только и мог произнести он. – Ну, за что же – вы?!В машине скорой помощи три тела уже были закрыты полностью, и никаких сомнений больше не вызывало, что все эти несчастные уже мертвы. В живых осталась пока одна только мать, чьему «пробуждению» я честно признаться, совсем не завидовала. Ведь, увидев, что она потеряла всю свою семью, эта женщина просто могла отказаться жить.
– Папа, папа, а мама тоже скоро проснётся? – как ни в чём не бывало, радостно спросила девчушка.
Отец стоял в полной растерянности, но я видела, что он изо всех сил пытается собраться, чтобы хоть как-то успокоить свою малышку дочь.
– Катенька, милая, мама не проснётся. Она уже не будет больше с нами, – как можно спокойнее произнёс отец.
– Как не будет?!.. Мы же все в месте? Мы должны быть в месте!!! Разве нет?.. – не сдавалась маленькая Катя.
Я поняла, что отцу будет весьма сложно как-то доступно объяснить этому маленькому человечку – своей дочурке – что жизнь для них сильно изменилась и возврата в старый мир не будет, как бы ей этого не хотелось... Отец сам был в совершенном шоке и, по-моему, не меньше дочери нуждался в утешении. Лучше всех пока держался мальчик, хотя я прекрасно видела, что ему также было очень и очень страшно. Всё произошло слишком неожиданно, и никто из них не был к этому готов. Но, видимо, у мальчонки сработал какой-то «инстинкт мужественности», когда он увидел своего «большого и сильного» папу в таком растерянном состоянии, и он, бедняжка, чисто по мужски, перенял «бразды правления» из рук растерявшегося отца в свои маленькие, трясущиеся детские руки...
До этого я никогда не видела людей (кроме моего дедушки) в настоящий момент их смерти. И именно в тот злосчастный вечер я поняла, какими беспомощными и неподготовленными люди встречают момент своего перехода в другой мир!.. Наверное страх чего-то совершенно им неизвестного, а также вид своего тела со стороны (но уже без их в нём присутствия!), создавал настоящий шок ничего об этом не подозревавшим, но, к сожалению, уже «уходящим» людям.
– Папа, папа, смотри – они нас увозят, и маму тоже! Как же мы теперь её найдём?!..
Малышка «трясла» отца за рукав, пытаясь обратить на себя его внимание, но он всё ещё находился где-то «между мирами» и никакого внимания на неё не обращал... Я была очень удивлена и даже разочарована таким недостойным поведением её отца. Каким бы испуганным он не был, у его ног стоял малюсенький человечек – его крохотная дочурка, в глазах которой он был «самым сильным и самым лучшим» папой на свете, в чьём участии и поддержке она в данный момент очень нуждалась. И до такой степени раскисать в её присутствии, по моему понятию, он просто не имел никакого права...
Я видела, что эти бедные дети совершенно не представляют, что же им теперь делать и куда идти. Честно говоря, такого понятия не имела и я. Но кому-то надо было что-то делать и я решила опять вмешаться в может быть совершенно не моё дело, но я просто не могла за всем этим спокойно наблюдать.
– Простите меня, как вас зовут? – тихо спросила у отца я.
Этот простой вопрос вывел его из «ступора», в который он «ушёл с головой», будучи не в состоянии вернуться обратно. Очень удивлённо уставившись на меня, он растерянно произнёс:
– Валерий... А откуда взялась ты?!... Ты тоже погибла? Почему ты нас слышишь?
Я была очень рада, что удалось как-то его вернуть и тут же ответила:
– Нет, я не погибла, я просто шла мимо когда всё это случилось. Но я могу вас слышать и с вами говорить. Если вы конечно этого захотите.
Тут уже они все на меня удивлённо уставились...
– А почему же ты живая, если можешь нас слышать? – поинтересовалась малышка.
Я только собралась ей ответить, как вдруг неожиданно появилась молодая темноволосая женщина, и, не успев ничего сказать, опять исчезла.
– Мама, мама, а вот и ты!!! – счастливо закричала Катя. – Я же говорила, что она придёт, говорила же!!!
Я поняла, что жизнь женщины видимо в данный момент «висит на волоске», и её сущность на какое-то мгновение просто оказалась вышибленной из своего физического тела.
– Ну и где же она?!.. – расстроилась Катя. – Она же только что здесь была!..
Девочка видимо очень устала от такого огромного наплыва самых разных эмоций, и её личико стало очень бледным, беспомощным и печальным... Она крепко-накрепко вцепилась в руку своему брату, как будто ища у него поддержки, и тихо прошептала:
– И все вокруг нас не видят... Что же это такое, папа?..
Она вдруг стала похожа на маленькую, грустную старушечку, которая в полной растерянности смотрит своими чистыми глазами на такой знакомый белый свет, и никак не может понять – куда же теперь ей идти, где же теперь её мама, и где теперь её дом?.. Она поворачивалась то к своему грустному брату, то к одиноко стоявшему и, казалось бы, полностью ко всему безразличному отцу. Но ни один из них не имел ответа на её простой детский вопрос и бедной девчушке вдруг стало по-настоящему очень страшно....
– А ты с нами побудешь? – смотря на меня своими большими глазёнками, жалобно спросила она.
– Ну, конечно побуду, если ты этого хочешь, – тут же заверила я.
И мне очень захотелось её крепко по-дружески обнять, чтобы хоть чуточку согреть её маленькое и такое испуганное сердечко...
– Кто ты, девочка? – неожиданно спросил отец. – Просто человек, только немножко «другой», – чуть смутившись ответила я. – Я могу слышать и видеть тех, кто «ушёл»... как вот вы сейчас.
– Мы ведь умерли, правда? – уже спокойнее спросил он.
– Да, – честно ответила я.
– И что же теперь с нами будет?
– Вы будете жить, только уже в другом мире. И он не такой уж плохой, поверьте!.. Просто вам надо к нему привыкнуть и полюбить.
– А разве после смерти ЖИВУТ?.. – всё ещё не веря, спрашивал отец.
– Живут. Но уже не здесь, – ответила я. – Вы чувствуете всё так же, как раньше, но это уже другой, не ваш привычный мир. Ваша жена ещё находится там, так же, как и я. Но вы уже перешли «границу» и теперь вы на другой стороне, – не зная, как точнее объяснить, пыталась «достучаться» до него я.
– А она тоже когда-нибудь к нам придёт? – вдруг спросила девчушка.
– Когда-нибудь, да, – ответила я.
– Ну, тогда я её подожду – уверенно заявила довольная малышка. – И мы опять будем все вместе, правда, папа? Ты же хочешь чтобы мама опять была с нами, правда ведь?..
Aзбука для писателя: как написать книгу.
Шестая встреча в литературной гостиной.
Тема: Архетип литературного героя.
Знакомство третье:
- Привет, Робинзон!
- Ну, наконец-то… Ты Пятница?
- Нет... Я – Вторник.
- Понятно…. Слушай, Вторник, возвращайся к Автору и передай, чтобы прислал Пятницу. И еще… Напомни ему, что я в конце книги вернусь на обитаемую сушу. И тогда уж, точно доберусь до него… А пока, пусть внимательно прочитает главу об Архетипах
и пришлет мне – не Среду, не Четверг, а Пятницу….
И так, что же такое – архетип и для чего он нужен писателю?
Архетип – прообраз, собранный на основе человеческого опыта, предаваемый от поколения к поколению. Архетип характеризуется общими признаками и свойствами, позволяющими довольно четко определять его.
Архетипы обеспечивают глубинную структуру для человеческой мотивации и значимости. Когда мы встречаемся с ними в искусстве, литературе, священных писаниях, в рекламе, либо в индивидуальном порядке, либо в группах - они пробуждают в нас глубокие чувства. Эти отпечатки, которые являются «аппаратным обеспечением» нашей психики, были вынесены наружу древними в образах богов и богинь. Платон отделили их от религии, рассматривая в философских терминах как «элементарные формы». Психолог XX в. К. Г. Юнг назвал их «архетипами» .
Архетип - легко узнаваемый шаблон, который берется за основу создания героя и в зависимости от той роли, которую герой выполняет в произведении или остается неизменным или дополняется индивидуальными чертами, или наоборот, – противоположными свойствами.
Например, архетип – мать. Как обычно мы представляем, следуя из человеческого опыта, этот персонаж? Заботливая, добрая, самоотверженная женщина.
Вариант 1 . Архетип - Мать в Вашей книге - героиня второго плана, вы упоминаете о ней в контексте произведения. Мать соответствует общепринятому архетипу, вы, как автор, можете особо не заморачиваться над проработкой ее образа, 2-3 черты и образ создан.
Вариант 2 . Архетип- Мать в Вашей книге – героиня второго плана, но ее действия существенно влияют на судьбу главного героя. Соответственно – общепринятый образ дополняется индивидуальными чертами, которые объясняют те или иные поступки героини.
Вариант 3
. Архетип -
Мать в Вашей книге – главная героиня. Архетип
требует существенной, а иногда глобальной работы. Вспомните героиню пьесы Б.Брехта «Мамаша Кураж и ее дети».
Мамаша Кураж – жестока и неумолима, цинична и расчетлива, жажда наживы доведена до абсурда: скупость побеждает в ней любовь к родному сыну, которого расстреливают не получив выкупа.
Сколько же всего архетипов ? Тысячи. Неоднократно философы и литературоведы пытались создать единую систему классификаций архетипов , но… Не сделали этого до сегодняшнего дня.
В самой известной книге, посвященной созданию бренда с помощью архетипов (Герой и Бунтарь.. Марк М., Пирсон К. Питер 2005), приводится всего 12 архетипов: Творец, Заботливый, Правитель, Шут, Славный малый, Любовник, Герой, Бунтарь, Маг, Простодушный, Искатель, Мудрец.
Архетип -
Простодушный:
В каждой эре есть мифы о «золотом веке» и о земле обетованной, где жизнь уже идеальна или будет такой. Обет Простодушного - в том, что жизнь не должна быть тяжелой. Внутри каждого из нас Простодушный - это спонтанный, доверчивый ребенок, у которого, несмотря на некоторую зависимость, все же достаточно
оптимизма для того, чтобы выступить в Путь.
Архетип -
Славный малый/Сирота
Славный малый/Сирота понимает, что значение каждого именно в том, каков он есть. Домашний и непретенциозный, он несет глубокую структуру, подвергшуюся влиянию раненого или осиротевшего ребенка, который очень мало ждет от жизни, но учит нас эмпатии, реализму и житейской мудрости.
Архетип -
Воин/Герой
Когда все кажется потерянным, всадник Воин/Герой выезжает из-за холма и спасает день. Твердый и храбрый, этот архетип учит нас ставить цели и достигать их, преодолевать препятствия, стоически выдерживать тяжелые времена, хотя он также тяготеет к тому, чтобы видеть во всех врагов и размышлять в категориях «или-или».
Архетип -
Заботливый/Альтруист
Заботливый - альтруист, движимый состраданием, нежностью и самоотверженностью, направленными на то, чтобы помогать другим. Хотя и склонный к мученическому и приспособленческому поведению, Заботливый/Альтруист помогает нам растить детей, помогать тем, кто в нужде и строить структуры для сохранения жизни и здоровья.
Архетип -
Искатель/Землепроходец/Странник
Искатель/Землепроходец/Странник оставляет в покое известное для познания неведомого. Эта сильная духом индивидуальность бравирует одиночеством и изоляцией для того, чтобы искать новые пути. Часто оппозиционный, иконоборческий архетип помогает нам открыть нашу уникальность, наши перспективы, наши внутренние позывы.
Бунтарь/Разрушитель
Бунтарь/Разрушитель сосредоточивает задавленную агрессию в отношении структур, которые больше не служат жизни даже в тех случаях, когда эти структуры поддерживаются обществом или нашим сознательным выбором. Хотя этот архетип
может сам не иметь корней, он пропалывает сорняк в саду таким образом, что позволяет расти новому.
Архетип -
Любовник
Архетип
Любовника правит всеми типами любви - от родительской любви до дружбы, до духовной любви - но лучше всего мы знаем его в романтическом варианте.Хотя он может приносить все виды сердечной боли и драмы, он помогает нам испытывать удовольствие, добиваться близости, быть преданными и идти за своим счастьем.
Архетип -
Творец
Архетип
Творца поощряет все воображаемые устремления - от высокого искусства до мельчайших инноваций в жизненном укладе или работе. В отличии от стагнации, это может привести нас к перегрузкам нашей жизни постоянными новыми проектами; в то же время, будучи направленным в нужное русло, он помогает нам выразить себя в самом привлекательном разнообразии.
Архетип -
Правитель
Архетип
Правителя вдохновляет нас на принятие ответственности за наши собственные жизни как в области наших устремлений, так и в обществе в целом. Если он или она преодолевает искушение доминировать над другими, то такой развитой Правитель создает среду, которая готова принять дарования и взгляды всех, кто этим озабочен.
Архетип - Маг
Архетип Мага досконально изучает фундаментальные законы науки и метафизики, чтобы понять, ка преобразовывать ситуации, влиять на людей и превращать видение в реальность. Если Маг преодолевает искушение использовать свою силу для манипулирования, то он создает положительную энергию.
Архетип -
Мудрец
Архетип
Мудреца ищет истины, которые делают нас свободными. Особенно если Мудрец преодолевает искушение стать догматиком, он может помочь нам стать мудрыми, объективно увидеть себя и мир и корректировать наш курс на
основе результатов наших действий и выбора решений.
Архетип -
Шут
Архетип
Шута побуждает нас к получению удовольствий от жизни. Хотя Шут может склоняться к лености и легкомыслию, позитивный Шут приглашает нас всех выйти поиграть - показывая нам, как превратить нашу работу, наши взаимодействия с другими и даже самые светские задачи в Веселье.
Вы можете самостоятельно ознакомиться с этой достойной для изучения книгой, а я познакомлю Вас с общепринятыми архетипами литературных героев,
представленными в книге "Герои и героини», авторами Тами Коуден, Каро ЛаФевер и Сью Видерс.
Мужские архетипы:
1) Архетип - Начальник - все контролирует, требует повиновения и уважения. Цель для него оправдывает средства. В качестве примера можно привести дона Корлеоне из "Крестного отца" М. Пьюзо.
2)Арохетип - Плохиш - умен и харизматичен. В прошлом с ним приключилось несчастье и это серьезно повлияло на него. Общество обвиняет Плохиша во всех смертных грехах, но он никогда не оправдывается и никого не пускает в сердце. Плохиш рано становится мужчиной, постоянно бунтует, но его бунт - это средство самозащиты. В душе он добр и несколько сентиментален. Пример: Ретт Батлер из "Унесенных ветром" М. Митчелл.
3) Архетип - Лучший друг - стабильный, миролюбивый, всегда готов прийти на помощь. Нередко он разрывается между долгом и собственными желаниями. Пример: Кристофер Робин в "Винни-Пухе" А. А. Милна.
4) Архетип - Очаровашка - креативен, остроумен, постоянно манипулирует людьми. Он может найти ключ к любому сердцу и знает, как ублажить толпу. Очаровашка - актер, он постоянно играет в своем собственном театре. Пример: Остап Бендер в "12 стульях" И. Ильфа и Е. Петрова.
5) Архетип - Потерянная душа - живет прошлыми ошибками. Ранимый, проницательный, он видит людей насквозь. Он одинок и нелюдим и зачастую не вписывается ни в какое общество. Пример: Эдичка из "Это я, Эдичка" Э. Лимонова.
6) Архетип - Профессор - весь погружен в работу. Он эксперт - зачастую со странностями. Его кредо: логика и знания. Пример: Шерлок Холмс из рассказов А. Конан Дойла.
7)Архетип - Искатель Приключений - не умеет сидеть на одном месте. Он бесстрашен, изобретателен и эгоистичен. Его любопытство ненасытно, он ненавидит теорию и всегда хочет докопаться до истины - даже если это сопряжено с опасностью. Он вдохновляет других и самостоятельно решает проблемы. Пример: Джеймс Бонд из "Казино Рояля" Яна Флеминга.
8) Архетип
- Воин -
благородный, принципиальный и суровый. Он не знает пощады в погоне за справедливостью. Деньги и власть имеют для него второстепенное значение. Он честен и настойчив. Мстит врагам или спасает красоток. Пример: Эдмон Дантес из "Графа Монте-Кристо" А. Дюма.
Женские архетипы:
1)Архетип - Начальница - требует к себе внимания и уважения. Она резкая, предприимчивая и высокомерная. Пример: Царевна Софья из "Петра I" А. Толстого.
2)Архетип - Соблазнительница - умна и красива, знает, как привлечь внимание мужчин. Она цинична и зачастую манипулирует людьми. Ценит друзей за то, что они могут ей дать. Использует свою привлекательность как оружие. Всегда играет роль. Пример: Лолита из одноименного романа В. Набокова.
3) Архетип - Отважная девчонка - цельная натура, искренняя, добрая и дружелюбная. У нее отличное чувство юмора, на нее можно положиться. При этом она скептична и совершенно не умеет ценить себя. Ее все любят. В трудных ситуациях она всегда протянет руку помощи. Храбрая и стойкая. Пример: Наташа Ростова из "Войны и мира" Л. Толстого.
4)Архетип - Безбашенная - эта дама эксцентрична, болтлива и импульсивна. Она склонна преувеличивать, легко отвлекается и верит любому вранью. Дисциплины никакой. К традициям равнодушна. Все хочет попробовать сама и зачастую принимает решения на основе эмоций. Пример: Алиса из "Алисы в Стране чудес" Л. Кэрролла.
5) Архетип - Белая и пушистая - наивная, трогательная, чистая душа. Ее легко убедить и легко обидеть. Она пассивна и постоянно нуждается в принце на белом коне. Часто влюбляется не в того, защищает себя только в отчаянных ситуациях. Всех понимает и всех принимает. Пример: Золушка из одноименной сказки Ш. Перро.
6) Архетип - Библиотекарша - умница, книгочей. Настойчивая, серьезная, на нее можно положиться. Она необщительна и старается прятать свои чувства от окружающих. Перфекционист. Считает себя некрасивой и даже не пытается никого соблазнить. Живет в собственном мире, любит учиться. Нередко в ее душе кипят нешуточные страсти. Пример: мисс Марпл из детективов Агаты Кристи.
7)Архетип - Крестоносец- борется за правое дело. Смелая, решительная, упрямая. Быстро выходит из себя. Увлечена делом и часто забывает о близких. Она не пойдет на свидание, если на тот же день назначен марш протеста. Ее цель всегда важнее личных переживаний. Пример: мать Искры из романа "Завтра была война" Б. Васильева.
8)Архетип - Утешительница
- может справиться с любой задачей. Она утешит, поцелует и даст совет. У нее железные нервы, но она не выносит одиночества. Ей требуется, чтобы в ней нуждались. Лучше всего чувствует себя в семье и среди близких друзей. Легко идет на компромиссы. Часто незаслуженно страдает. Альтруист, идеалист и бытовой мудрец. Пример: Пелагея Ниловна из романа Мать М. Горького.
И так посмотрите, какое у Вас разнообразие выбора архетипов,
есть где разгуляться фантазии. Тем более, как я уже отмечала в начале статьи, архетип
бывает чистым, а бывает смешанным, с какой-либо доминантой. Например, Оксана из "Ночи перед Рождеством" Н. Гоголя - начальница и соблазнительница.