Картина л поповой дочь купца. Попова любовь сергеевна - один из крупнейших мастеров русского авангарда. Работы художницы и их цена

Варвара Степанова за работой. 1924 год Heritage Images / Hulton Fine Art Collection / Getty Images

В 1922 году после трехлетнего перерыва в Москве начинает работать Первая ситценабивная фабрика (национализированная в 1918 году мануфактура товарищества «Эмиль Циндель»). Выпуская новую продукцию — ситец, байку и вуаль, — фабрика столкнулась с идеологической проблемой: ткани по‑прежнему производились по эскизам западных журналов. Фабрика начала собственные эксперименты с черно-белыми полосами. Результат превзошел ожидания, ткани пользовались успехом, но отсутствие ассорти-мента привело к перепроизводству и дальнейшему падению спроса на материал.

Руководство предприятия решает пригласить для расширения ассортимента сторонних художников-конструкторов. Однако приглашенные студенты Вхутемаса оказываются неподготовленными к работе на производстве; тогда попробовали обратиться к маститым художникам Павлу Кузнецову и Аристарху Лентулову, но первый запросил слишком большую цену, второй же потребовал на каждом метре ткани ставить его подпись.

Лиля Брик в платке с принтом Варвары Степановой. Фотография Александра Родченко. 1924 год Heritage Images / Hulton Archive / Getty Images

Дирекции ситценабивной фабрики ничего не оставалось, как опубликовать в «Правде» статью с призывом к художникам. На объявление откликнулись Любовь Попова, Варвара Степанова и Александр Родченко. Для всех троих авангардных художников это была возможность соответствовать правилу конструктивизма — отказу от «искусства ради искусства», отныне искусство должно было служить производству, а производство — народу. И если Родченко просто попробовал себя на новом поприще, то для Степановой и Поповой работа с тканями стала одним из важных этапов, определивших их художественное лицо.

В 1924 году Степанова и Попова приступили к «ознакомлению с состоянием художественных дел» на фабрике и при попытке более тесно войти в производственный процесс наткнулись на непонимание и удивление со стороны производственников: «Ходите лучше в музеи, нечего вам заниматься не своим делом».

Тем не менее при поддержке дирекции художницы приступают к работе. За неполный год (в мае 1924 года Любовь Попова умирает) было создано несколько сотен орнаментов в лучшем духе конструктивизма: простые геометрические фигуры, контрастные цвета, ясная ритмическая структура. В производство было отобрано около двадцати эскизов.

Коллеги-лефовцы Леф (Левый фронт искусств) — творческое объединение, существовало в 1922-1928 годах в Москве, Одессе и других городах СССР. были в восторге и рассматривали Попову и Степанову как страстных производственниц, борцов за идеи жизнестроения. Некоторые эскизы текстиля даже были выбраны для парижской Международной выставки декоративного искусства и художественной промышленности 1925 года. Находившийся в Париже на выставке в качестве оформителя советского павильона Александр Родченко пишет Степановой об отобранных для экспозиции эскизах: «...текстиля рисунков Любови Поповой 60, а твоих 4. Ну ничего».

Коллаж с использованием фрагмента эскиза Любови Поповой и фотографии Поповой, снятой Александром Родченко Журнал «Леф», 1924 год

Во втором номере журнала «Леф» за 1924 год, в материале, посвященном памяти Любови Поповой, говорится: «Попова начала свою художественную деятельность с станковой живописи. Делала картинки. А когда поняла, что делать картинки ни к чему, что открылись новые пути художественного творчества, — бросила писать картинки, бросила раз навсегда, без малейшей мысли когда-нибудь вернуться к этому буржуазно-эстетскому занятию. „Угадать“ ситчик было для нее несравненно привлекательней, чем „угодить“ эстетствующим господам от чистого искусства».

Обложка журнала «Леф» № 2 (6) за 1924 год

Варвара Степанова была вынуждена уйти с производства в 1926 году
из-за желания руководства «иметь „травку“, а не геометрически-машинизированные рисунки».

Спустя почти сорок лет, вспоминая Степанову и Попову, журнал «Декоративное искусство СССР» за 1963 год отмечает текстильные эксперименты 1924 года: «Летом, во время „Съезда народов“ в Москве, были раскуплены „до аршина“ все ткани по новым рисункам. Представители Татарии и Узбекистана заказывали вагоны мануфактуры, найдя в расцветках этих тканей отзвук и своих представлений о прекрасном».

Студенты в спортивной одежде, разработанной Степановой. Фотография Александра Родченко. 1924 год © Heritage Images / Hulton Fine Art Collection / Getty Images

Эскиз спортивного костюма, смоделированного Степановой. 1923 год © Журнал «Леф»

Приложение. Статья Варвары Степановой в журнале «Леф» № 2 за 1923 год «Костюм сегодняшнего дня — прозодежда», в ней художница предлагает заменить декоративность и украшательство удобством и целесообразностью производственных функций.

«Мода, психологически отражавшая быт, привычки, эстетический вкус, уступает место одежде, организованной для работы в различных отраслях труда, для определенного социального действия, одежде, которую можно показать только в процессе работы в ней, вне реальной жизни не пред-став-ляющей из себя самодовлеющей ценности, особого вида „произведений искусства“.

В ней самым важным моментом становится ее фактурная часть (обработка материала), т. е. выполнение. Мало дать проект удобно, остроумно решенного костюма — надо его сделать и продемонстрировать в работе; только тогда мы увидим и будем иметь о нем представление. Витрины магазинов с выставлен-ными в них моделями костюмов на восковых манекенах становятся эстети-ческим пережитком. Сегодняшний костюм надо смотреть в действии, вне его нет костюма, так же как бессмысленна машина вне работы, ею производимой.

Вся декоративная и украшающая сторона одежды уничтожается лозунгом: „удобство и целесообразность костюма для данной производственной функции“. Последнее же требует массовой проверки его потребления, и костюм из кустарных форм его производства должен перейти к индустриально-массовой выработке. Этим костюм теряет свое „идеологическое“ значение, становясь частью материальной культуры.

Зависимость эволюции костюма от развития индустрии несомненна, и только сегодня при именно таком состоянии техники и промышленности могли появиться костюмы пилота, шофера, рабочие предохранительные фартуки, футбольные ботинки, непромокаемые пальто и военный френч. В организации своевременного костюма надо идти от задания к его материальному оформ-лению. От особенностей работы, для которой он предназначен, к системе покроя.

Эстетические элементы заменить процессом производства самого шитья костюма. Поясню: не прикреплять к костюму украшения, а сами швы, необходимые в покрое, дают форму костюму. Обнажить способы шитья костюма, его застежки и пр., как все это ясно и на виду у машины. Нет больше глухих кустарных швов, есть индустриальная строчка швейной машины, что индустриализирует изготовление костюма и лишает его тайн обаяния ручной индивидуальной работы портного. И форма, т. е. весь внешний вид костюма — станет формой не произвольной, а выходящей из требований задания и материального его осуществления.

Современная одежда делится на две части — прозодежда — рабочий костюм, отличающийся и по профессии, и по производству. Это, с одной стороны, универсализирует одежду и в то же время дает ей индивидуальный оттенок. Пример: костюм машиниста имеет общий принцип в схеме покроя — предохранение от возможности быть задетым машиной.

В зависимости же от характера производства — костюм ли это для машиниста в типографии, на паровозе или металлической фабрике — вносятся инди-ви-дуальные особенности в выбор материала и детализацию покроя, оставляя нетронутой общую схему.

Дальше — костюм инженера-конструктора, практика; общая особенность — наличие большого количества карманов, но в зависимости от особенностей обмерительных приборов, которыми он пользуется в работе — деревообде-лочник ли он, текстильщик, авиаконструктор, строитель или металлист, — меняется размер, форма и характер распределения карманов на одежде.

Особое место в прозодежде занимает спецодежда, имеющая более точные специфические требования и некоторую аппаратурную часть в костюме. Таковы костюмы хирурга, пилота, рабочих на кислотной фабрике, пожарного, костюм для полярных экспедиций и пр. Спортодежда подчиняется всем основным требованиям прозодежды и видоизменяется в зависимости от характера спорта — будет ли это футбол, лыжный спорт, гребля, бокс или физическое упражнение.

Особенностью всякой спортивной одежды является обязательное наличие в ней резких отличительных признаков в костюмах одной команды от другой в виде знаков, эмблем или формы и цвета костюма. Цвет спорткостюма в данном случае один из самых действительных факторов, так как спортивные состязания происходят в большом пространстве, а показательные спортпразд-ники — при огромном количестве зрителей. Различить участников по покрою костюма для зрителя часто бывает невозможно, да и для самого участника — по цвету несравненно быстрее узнать своего партнера.

Форма спорткостюма должна выходить из тех или иных цветных комбинаций. Главное же требование покроя спортодежды всех видов спорта — минимум одежды и несложность ее одевания и ношения». 

Портрет философа. 1915

Попова Л.С.
Холст, масло
89 x 63

Русский музей

Аннотация

Изображен брат художницы Павел Сергеевич Попов (1892–1964), окончивший юридический факультет Московского университета, увлекавшийся философией, психологией, античной литературой, в 1920-е преподававший в Государственных высших театральных мастерских, руководимых В. Мейерхольдом. Именно он сохранил творческое наследие Поповой.
Модель, окружающие предметы и фон однородны, художница лишает пространство глубины, и фон перестает быть фоном. Недописанные слова содержат намек, заставляя искать шифр, код изображения и живописно-пластический смысл. Форма тела, головы, предметов строится одинаково. Художница не делает различия между человеком, вещью и воздухом, подготавливая себе переход к беспредметной живописи.

Биография автора

Попова Л.С.

Попова Любовь Сергеевна (1889, с. Ивановское Московской губ. – 1924, Москва)
Живописец, график, театральный художник, работала в области декоративно-прикладного искусства.
Родилась в имении Красновидово (село Ивановское Московской губернии). Училась в школе рисования и живописи С. Ю. Жуковского (1907) в Москве, в художественной школе К. Ф. Юона и И. О. Дудина (1908–1909), в академии La Palette у А. Ле Фоконье и Ж. Метценже (1912–1913) в Париже. Посещала студию «Башня» В.Е.Татлина (1913) в Москве. Участник выставок «Бубновый валет» (1914, 1916), «Первой футуристической картин "Трамвай В"» (1915), «Магазин» (1916). Ранние вещи художницы решены в духе фовизма и аналитического кубизма. Позднее перешла к более динамичной, «кубофутуристической» манере и полуабстрактному синтетическому кубизму. Принимала участие в организации общества «Супремус» (1916). Создала серии «Живописных архитектоник» (1916-1918), «Живописных конструкций» (1920) и «Пространственно-силовых построений» (1921). Член Ассоциации крайних новаторов (1920-е). Оформляла революционные праздники (1917, 1918). Работала в Институте художественной культуры (1920–1924) в Москве, участвовала в организации Музея художественной культуры (1921–1922). Член группы «ЛЕФ (Левый фронт)» (1922–1924).
В 1920-х занималась книжной графикой, проектировала моду и текстиль, работала для театра. Оформила спектакли В. Э. Мейерхольда: «Великодушный рогоносец» по пьесе Ф.Кроммелинка (1922), «Земля дыбом» по пьесе М. Мартине – С.М.Третьякова (1923).
Преподавала в Высших художественно-технических мастерских (1920–1923). В 1924 занялась «производственным искусством», разрабатывала рисунки текстиля для 1-й ситценабивной фабрики.

Пахомова Анна Валериевна – профессор Московской художественно-промышленной академии им. С.Г.Строганова, кандидат культурологии, постоянная ведущая рубрики «Мода и мы» в журнале «Studio Д`Антураж», сотрудничает с журналами «Ателье» и «Индустрия моды», дизайн-эксперт Союза дизайнеров Москвы, член Международного художественного фонда, член Международной ассоциации писателей и публицистов.

В послереволюционные годы среди художников, принявших новый режим, начинаются активные поиски «нового искусства». При отрицании пролетариями и мелкобуржуазными представителями всего, что касалось свергнутой и, как им хотелось думать, ушедшей в прошлое культуры, необходимо было представить что-то альтернативное «… старый мир разрушим до основания, а затем, мы наш мы новый мир построим…». Таким противопоставлением стало течение, возникшее на почве творческих поисков ряда всем известных художников-новаторов.

Э. Лисицкий. Народная консерватория. Проект афиши, 1919-1920

А. Экстер. Эскиз занавеса для Камерного театра, 1920

Многие художники принадлежали к направлению, названному уже в те годы, «русский авангард». Гончарова, Ларионов, Давид Бурлюк, Лисицкий, Малевич, Попова, Родченко, Розанова, Степанова, Татлин, Филонов, Экстер и Якулов – их идеи и деятельность изменили ход развития русского искусства первых десятилетий ХХ века. Авангард представлял собой несколько противоборствующих направлений – Гончарова и Ларионов были сторонниками и во многом создателями лучизма и неопримитивизма, Филонов отстаивал систему аналитического искусства, Лисицкий и Малевич – супрематизм, Родченко, Попова, Александр Веснин и братья Стенберг были представителями конструктивистских идей. Как правило эти художники не были связаны узами дружбы, но все они безгранично верили в новое искусство. Лисицкий, Малевич и Филонов вообще считали свое искусство эсхатологическим , убеждая окружающих, что «кубизм и футуризм были движения революционные в искусстве, предупредившие и революцию в экономической и в политической жизни 1917 года» . Они считали, что старый мир должен быть уничтожен, а новая цивилизация – спроектирована и сконструирована. Творческий диапазон Лисицкого , как мы знаем, был широким, и в поле его художественной деятельности входили эксперименты с живописью, архитектурой и, конечно же, нельзя было уйти от соблазна попробовать свои силы в театральном пространстве.

Опера «Победа над Солнцем» может рассматриваться как символ этой веры. «Как жаль, что десять фигурок Лисицкого к «Победе над Солнцем» не были использованы в постановке оперы! Такие костюмы как «Старый человек» и «Озабоченный» глубоко театральны и не менее фантастичны, чем эскизы Бенуа к «Петрушке». Главное в костюмах Лисицкого заключается в уничтожении центральной оси и в упоре на принципы дисгармонии, асимметрии и аритмичности. Фигурки имеют не один фокус, а много; они открыты глазу зрителя не с двух сторон, а со многих; на них не действует земное притяжение, они как бы плавают в пространстве. Нарушая наше привычное представление о пространстве, Лисицкий разрушает наше равновесие, заставляет нас «кружить подобно планете», вокруг фигурки» . Джон Боулт утверждал, что марионетки Лисицкого являются хитроумным применением его теории ПРОУнов (проект утверждения нового). А вот, что говорил сам художник о своих ПРОУНах: «ПРОУН – это творческое построение формы (исходя из овладения пространством) с помощью экономичной конструкции применяемого материала. Задача ПРОУНа – поэтапное движение на пути конкретного творчества, а не обоснование, объяснение или популяризация жизни» .

Э. Лисицкий. Оформление оперы «Победа над солнцем» (текст А.Е. Крученых, муз. М.В. Матюшина).

Слева: Обложка для папки фигурин, эскиз. Справа: «Чтец», фигурина (эскиз костюма)

Э. Лисицкий.

Слева: «Будетлянский силач», фигурина. Справа: «Трусливые», фигурина

Э. Лисицкий. Оформление оперы «Победа над солнцем».

Слева: «Путешественник по всем векам», фигурина. Справа: «Спортсмены», фигурина

Э. Лисицкий. Оформление оперы «Победа над солнцем».

Слева: «Забияка», фигурина. Справа: «Старожил», фигурина

Э. Лисицкий. Оформление оперы «Победа над солнцем».

Слева: «Гробовщики», фигурина. Справа: «Новый», фигурина

Отклонение от традиционной оси, ее нарушение в произведении искусства – понятие основополагающее для развития русского авангарда. Такой сдвиг в годы перед Первой Мировой войной свойственен всем искусствам. Менялся привычный взгляд на вещи. Теперь уже человек не считывал картинку, как в XIX веке. От него требовалось смотреть на нее как на сочетание цветов, форм и фактур. Композиторы считали, что музыка больше не должна служить обществу и религии, они обратились к абстрактным принципам. Поэты не пишут больше сентиментальные или моральные стихи. Стихотворение зажило как самостоятельный звуковой и ритмический эксперимент. Конечно же речь идет о приверженцах нового течения. Русские художники-оформители-авангардисты тоже были в активном поиске, их диапазон расширялся и включил в себя театральное пространство, где помимо изобразительности были задействованы жесты и звуки. Камерный театр Таирова очень содействовал им в этих поисках.

А. Экстер. Спектакль «Фамира и Кифаред», 1916.

Слева: эскиз костюма танцовщицы в тунике. Справа: э скиз костюма вакханки

А. Экстер. С пектакль «Дама-призрак», 1924.

Слева: э скиз костюма женщины в юбке с фижмами. Справа: эскиз костюма женщины с веером

Слева: А. Экстер. С пектакль «Дама-призрак», 1924. Эскиз мужского костюма с брыжами.

Справа: А. Экстер. Эскиз костюма Аэлиты для кинофильма «Аэлита», 1924

В 1914 году из Парижа вернулась Александра Экстер – одна из ведущих русских художников-оформителей. Она охотно приняла приглашение Таирова работать в Камерном театре. Таиров считал, что она была «художницей с исключительной чуткостью», «на первых же шагах обнаружившей прекрасное чувство действенной стихии театра» .

Совместно они создали несколько спектаклей: первым был «Фамира и Кифаред» (1916 г.), затем «Саломея» (1917 г.), «Ромео и Джульета» и «Смерть Тарелкина» (1921 г.), но последняя не осуществлена. Главной особенностью стилистического подхода к театру у Экстер была сосредоточенность на ритмической организации пространства. Она использовала этот подход не только в театральных постановках. Но и в работе над коллекцией марионеток (совместно с Н. Шмушкович, 1926), в оформлении берлинской квартиры известной танцовщицы Эльзы Крюгер (1927) и в других, как бы сегодня сказали art-проектах, однако самой большой работой было оформление фильма Я. Протазанова «Аэлита» (1924).

А. Экстер. Эскиз оформления сцены для ревю. Около 1925

А. Экстер. Эскиз оформления сцены для испанской пантомимы. Около 1925

А. Экстер. Эскиз оформления сцены дуэли в спектакле «Отелло». Около 1927

А. Экстер. Эскиз освещения для трагедии. Около 1927

А. Экстер. Эскиз освещения сцены с двумя танцорами державшими обручи. Около 1927

Группу женщин – художниц, творивших в тот период (об одной немного было рассказано выше), принято называть «амазонки русского авангарда». Другой яркой представительницей этого творческого содружества была Любовь Попова . Именно ее, среди прочих очень выделял и ценил Мейерхольд. В сентябре 1921 года он посетил коллективную выставку «5х5=25», на которой 5 художников-авангардистов (Александр Веснин, Попова, Родченко, Степанова и Экстер) представили по пять работ. Режиссер сразу понял, что такого типа работы можно применить в оформлении театрального пространства. Для воплощения своих замыслов он выбрал Попову, которая в довольно короткие сроки разработала интересную концепцию оформления спектакля по фарсу Фернана Кроммелинка о незадачливом мельнике, постоянно обманываемом своей женой, «Великодушный рогоносец» (поставлен Мейерхольдом 25 апреля 1922 г.). «В вечер первого представления «Великодушного рогоносца» москвичи, заполнившие неуютный зал театра на Садовой, 20, увидели на совершенно обнаженной сцене, без занавеса, задников, портала и рампы, странного вида деревянный станок-конструкцию. Он был смонтирован в виде своеобразной мельницы и представлял собой соединение площадок, лестниц, скатов, вращающихся дверей и вращающихся колес. Станок сам по себе не изображал ничего. Он служил только опорой, прибором для игры актеров – нечто вроде сложной комбинации из трамплинов, трапеций и гимнастических станков» . Несмотря на подобные отзывы и на то, что сам Мейерхольд с Поповой не рассматривали этот спектакль как образец, он (спектакль) повлиял на многие театральные решения 20-х гг., в их числе оформление Степановой «Смерти Тарелкина», оформление А. Весниным «Человека, который был Четвергом» (1923).

Справа: А. Веснин. Эскиз обложки программы с изобр. Федры (А. Г. Коонен) и Тезея (К.В. Эггерта) к спектаклю «Федра», 1922

В. Степанова. Афиша спектакля «Смерть Тарелкина». 1922. Эскиз афиши посвящается Вс. Мейерхольду

Любовь Попова. Спектакль

Слева: э скиз костюма Балды. Справа: э скиз костюма Попадьи

Любовь Попова. Спектакль «Сказка о попе и работнике его Балде», 1919.

Слева: э скиз костюма Балды в шляпе. Справа: э скиз костюма Черта

Л. Попова. Спектакль «Канцлер и слесарь», 1921.

Слева: э скиз костюма дамы в синем капюшоне. Справа: э скиз костюма мужчины в зеленом

Н. Гончарова. Эскиз декорации 1-го действия оперы-балета «Золотой петушок», 1914

Эта «находка» Поповой вызывала как похвалы, так и жесткую критику. Например, И. Соколов после спектакля написал: «… трудно представить что-либо вульгарнее, грубее и безвкуснее, чем вертящиеся колесики красного и черного цвета поповской конструкции «Рогоносца», увеличивающие эмоции ревности или сладострастия» .

«Многие русские художники, поэты и режиссеры сознательно выдвигали «вульгарные» формы искусства на ведущие позиции в иерархии искусств на протяжении первых лет ХХ столетия. Они хотели снять ложный, как им казалось, ореол с традиционных стилей «бросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч. и проч. и т.п. с Парохода современности» . Звучит абсолютно дико – вывеской бросить вызов Рафаэлю и заменить Верди «Вампукой» .

Нравится нам такой поворот событий или нет, но русские авангардисты повлияли на дальнейшую эволюцию театра, в частности на театрально-декорационное искусство. Уже к концу 30-х гг. «Великий эксперимент» был почти забыт. Илья Шлепянов в 1938 году писал, что «Московские театры< …> похожи сейчас на ряд сообщающихся сосудов – уровень воды одинаков» .

В предисловии к книге «Художники русского театра» Джон Боулт писал: «К счастью талантливые художники нового поколения, как Сергей Бархин, Эдуард Кочергин, Валерий Левенталь и Энар Стенберг восстановили творческую связь с великими традициями начала века, <…> заново открыв художественные, литературные и музыкальные достижения модернистской эпохи, стали более гибкими, склонными к экспериментам» .

Слева: Анат. Петрицкий. Эскиз костюма Медоры к балету «Корсар», 1926

Справа: Л. Попова. Женский костюм к спектаклю «Жрец Тарквиний», 1922

Н. Гончарова. Б алет «Литургия», 1915.

Слева: э скиз костюма волхва. Справа: эскиз костюма св. Петра

Н. Гончарова. Б алет «Литургия», 1915.

Слева: э скиз костюма Христа. Справа: эскиз костюма св. Марка

В завершение этой статьи добавлю, что и нынешние молодые художники довольно часто обращаются к художественным средствам выразительности, характерным авангардному искусству. Мне случается бывать на защите дипломов художников, выпускаемых Школой-студией МХАТа и, например, у выпуска прошлого года 2/3 дипломных работ буквально целиком или фрагментарно было решено в авангардном стиле. Такие художественные решения присутствовали и в эскизах костюмов, и в сценографии.

Эсхатология - (от греч. eschatos - крайний, последний и logos - учение) (истор. религ.). В различных религиях - учение, представление о конце мира, о конечных судьбах человечества, о т. наз. загробной жизни и т. п. Иудейская эсхатология. Христианская эсхатология.

Малевич К. О новых системах в искусстве. Витебск, 1919. С.10

Лисицкий Лазарь Маркович (Мордухович) – 10 (22) ноября 1890 – 30 декабря 1941.

Эль Лисицкий. Супрематизм и реконструкции мира. (на англ. яз.) Лондон, 1968. С. 328

Эль Лисицкий. Тезисы к ПРОУНу (от живописи к архитектуре). 1920. Цит. по кн.: Мастера советской архитектуры об архитектуре. М., 1975, т.2. С.133 – 134.

Таиров А.Я. Записки режиссера. Статьи, беседы, речи, письма. М., 1970. С.163

Елагин Ю. Темный гений. Нью-Йорк, 1955. С. 248-249.

Соколов И. Театральный конструктивизм. (Камерный театр). – «Театр и музыка», 1922, 19 дек., № 12. С.288

Из манифестафутуристов «Пощечина общественному вкусу». М., 1912, С.3.

«Вампука – африканская невеста», т.н. «образцовая опера в двух актах» В. Эренберга, либретто М.Н. Волконского, была поставлена в «Кривом зеркале» в Петербурге, 1909 г. «Вампука» стала синонимом оперной рутины и дурного вкуса.

Название первого издания впечатляющего исследования Камиллы Грей о русском авангарде.

Илья Шлепянов. Ред. Б. Граева. М., 1969. С.22

Художники русского театра 1880-1930. Текст Джлна Боулта. М., 1991. С.63

(1889, село Ивановское Московской губ. - 1924, Москва). Живописец, график, художник театра.

Л. С. Попова - один из крупнейших мастеров русского авангарда. В её биографии, которая пришлась на революционную эпоху, сочеталось и огромное счастье творчества, и трагедия частной жизни. Попова родилась в состоятельной и образованной купеческой семье. Ее отец был большим любителем музыки и театра, начальное образование она получила дома у матери.

После окончания московской гимназии в 1906 будущая художница поступила на двухлетние общеобразовательные курсы А. С. Алферовой. Программа этого заведения была максимально приближена к программе словесного факультета университета. Однако Попова увлекалась рисованием и с 1907 начала заниматься в студии С. Ю. Жуковского, а в 1908 году перешла в школу рисования и живописи К. Ф. Юона и И. О. Дудина. В это время Попова писала пейзажи и жанровые сцены («ПЕЙЗАЖ С КРАСНЫМ ДОМОМ И ПРАЧКОЙ", 1908; «ПЕЙЗАЖ С ЖЕНСКИМИ ФИГУРАМИ», 1908; «ИВАНОВСКОЕ. МОСТ», 1908). В школе К. Ф. Юона она познакомилась с молодыми художниками А. А. Весниным, Л. А. Прудковской - сестрой Н. А. Удальцовой , В. И. Мухиной. Вскоре А. А. Веснин стал одним из самых близких друзей художницы.

В 1910 Попова с родителями побывала в Италии, где увлеклась раннеитальянской живописью и особенно наследием Джотто. После возвращения в Россию она, под влиянием итальянских впечатлений, отправилась изучать древнерусскую живопись в Новгород и Псков. Художественные интересы Поповой этого времени очень разнообразны, но в то же время взаимосвязаны. Помимо русской иконописи и искусства Раннего итальянского Возрождения, она была увлечена творчеством М. А. Врубеля. Характерно, что он тоже в свое время с большой заинтересованностью изучал наследие Ренессанса.

В 1912 Попова начала посещать московскую студию «Башня» , где она познакомилась со многими деятелями русского авангардного искусства и в том числе с В. Е. Татлиным . Совершенно естественным было ее последующее обращение к современному западному искусству. В том же году она близко подружилась с Н. А. Удальцовой. Обе художницы вместе посещали Галерею современного французского искусства С. Щукина («ДЕРЕВЬЯ», 1911-1912). В том же году они побывали в Париже, занимались в студии кубиста Ле Фоконье и вернулись в Россию убежденными кубистами. Именно Попова и Н. А. Удальцова в студии В. Е. Татлина на Остоженке устраивали «вечера кубизма» для работы с натуры. В то же время Попова обратилась к популярному в России 1910-х футуризму и создала свой вариант искусства кубофутуризма («ЭТЮД НАТУРЩИЦЫ», 1913; «КОМПОЗИЦИЯ С ФИГУРАМИ», 1913; «ЧЕЛОВЕК + ВОЗДУХ + ПРОСТРАНСТВО», 1913). Уже в 1914 году она экспонировала свои произведения на выставке «Бубновый валет»: «КОМПОЗИЦИЯ С ФИГУРАМИ» и «ЖЕСТЯНАЯ ПОСУДА». В том же году Попова отправилась в Италию изучать раннеитальянскую живопись, и вновь основное ее внимание привлекло наследие Джотто.

К 1915 Попова пришла к собственному варианту беспредметной живописи, в котором сочетались традиционные принципы древнерусской и ранне-итальянской живописи, такие как плоскостность, линейность, и приемы кубофутуризма («ИТАЛЬЯНСКИЙ " ПОРТРЕТ», 1914; «ПОРТРЕТ ФИЛОСОФА», 1915; «СКРИПКА», 1915; «КУВШИН НА СТОЛЕ ПЛАСТИЧЕСКАЯ ЖИВОПИСЬ (Контррельеф)», 1915). Художница приняла участие в обеих футуристических выставках 1915 года: «Трамвай В» и «0,10». В 1916 Попова вошла в группу К. С. Малевича «Супремус» и создала серию беспредметных работ «ЖИВОПИСНАЯ АРХИТЕКТОНИКА» (1916-1918). Тогда же она начала сотрудничать с предприятием «Вербовка» другой участницы «Супремуса» Н. М. Давыдовой и стала выполнять эскизы вышивок и аппликаций. В магазинах предприятия продавались кустарные изделия украинских крестьянок, украшенные рисунками по эскизам мастеров авангарда.

В 1918 Попова вышла замуж за историка искусства Б. Н. фон Эдинга, а в ноябре того же года у них родился сын. Однако семейные заботы не помешали художнице вести активную работу. С 1918 года она преподавала в Государственных свободных художественных мастерских, где вместе с А. А. Весниным сформулировала новую программу преподавания цветовых дисциплин. Попова исходила из положения, что цвет является самостоятельным формообразующим средством. Вместе с А. М. Родченко , В. Ф. Степановой и В. Е. Пестель Попова входила в объединение левой Федерации профсоюза московских живописцев.

В 1919-м году Попова потеряла мужа: Б. Н. фон Эдинг умер от тифа, и сама художница перенесла брюшной и сыпной тиф. Однако несчастья не повлияли на ее творческую активность. С 1920 по 1924 Попова занималась в секции монументального искусства под руководством В. В. Кандинского в Институте художественной культуры (Инхуке). Она принимала участие в разработке программы деятельности группы объективного анализа, создании Музея живописной культуры.

В 1920 Попова разработала оформление к спектаклю «Ромео и Джульетта» в Камерном театре. В начале 1920-х Попова сблизилась с конструктивистами, писала «ЖИВОПИСНЫЕ КОНСТРУКЦИИ» (1920) и цикл «ПРОСТРАНСТВЕННО-СИЛОВЫЕ ПОСТРОЕНИЯ» (1921), который объединил живописные и графические работы.

В 1922 годуона оформила постановку «Великодушного рогоносца» Ф. Кроммелинка в стиле конструктивизма для театра В. Э. Мейерхольда. Это вызвало негодование со стороны коллег по Инхуку, которые обвинили Попову в преждевременном обращении к театру. Они считали, что конструктивизм еще не готов для выхода из экспериментально-лабораторных условий в массы. Однако это не остановило Попову, и в том же году она оформила еще и спектакль «Земля дыбом» для В. Э. Мейерхольда. Занятия конструктивизмом привели художницу к отрицанию станкового искусства и обращению к деятельности на производстве. Эти тенденции нашли отражение также в творчестве А. М. Родченко , А. А. Экстер , А. А. Веснина. Свои работы они представили на выставке «5x5=25». Попова вместе с В. Ф. Степановой работала в области промышленного дизайна на Первой ситценабивной фабрике в Москве. Однако эта деятельность Поповой продолжалась недолго. 23 мая 1924 умер от скарлатины ее сын, а 25 мая скончалась сама художница.

Любовь Попова родилась в селе Ивановское под Москвой в купеческой семье, у ее деда со стороны отца было суконное дело. Возможно, когда Попова в 1920-е годы решительно ушла из станковой живописи в «производство» и создавала эскизы рисунков для тканей, это было в известной степени следствием генетической привязанности к ремеслу.

Но в то время, когда родилась Любовь Попова, ее отец - Сергей Максимович уже почти не занимался делом, а был известным меценатом, покровительствовал музыке и театру и представлял собой знакомый по образу Саввы Мамонтова характер просвещенного купца, который ничего общего л не имел с купцами «темного царства» Островского. Недаром первые уроки рисования Любовь Попова получила у друга своего отца - художника К.М.Орлова. Ран­ние годы она провела в Ялте, там же училась в гимназии и только в 1906 году приехала в Москву, здесь она по­лучила среднее образование и поступила на педагогические курсы.

В 1908 году Попова, с детства приверженная искусству живописи, начала посещать частную художественную школу К.Ф.Юона, где познакомилась со многими художни­ками, в том числе с Надеждой Удальцовой. С сестрой Удальцовой - Людмилой Прудковской Любовь Попова несколь­ко позднее снимала мастерскую в Антипьевском переулке, однако по свидетельству самой художницы самостоятельная работа у них шла не особенно удачно, и около 1911 года они перешли работать на «Башню».

Это была первая в России свободная коллективная мас­терская, натуру здесь ставили сами художники, чаще других Михаил Ларионов, который тогда был признанным «ли­дером». Кроме Поповой там бывали Н.Удальцова, К.Зданевич, В.Барт, Н.Гончарова и другие. В этой среде было очень сильно увлечение примитивами и древнерусским искусством, молодые художники как бы заново открывали свое на­циональное прошлое. Не стоит забывать, что именно к этому времени относятся первые научные реставрации икон и они предстали во всем полнозвучии своих первоначальных кра­сок.

Интерес к иконописи, который в основном приписывается художникам-« неопримитивистам » - Ларионову и другим, был свойствен всем ищущим новых путей в искусстве.

В 1909-1911 годах Любовь Попова с целью изучения древнерусской живописи и архитектуры посетила Нов­город, Псков, Ростов, Ярославль, Суздаль. В 1910 году она поехала в Киев и здесь получила еще один импульс для свое­го творчества - она увидела монументальные росписи Врубеля в Кирилловском монастыре.

В том же 1910 году Любовь Попова побывала в Италии, где ее внимание привлекли итальянские примитивы, Джот­то и Пинтуриккьо.

И последний штрих в той большой и интенсивной работе, которую проделала Попова в постижении художественной культуры, - она познакомилась с собранием С.И.Щукина в Москве. В тот момент новым увлечением Щукина был Анри Матисс. Искусство Матисса стало тем ключевым зве­ном, которое связало в художественном мировоззрении По­повой прошлое и настоящее, Запад и Восток. Она не могла не оценить смелость новаторского языка живописи Матис­са и в то же время ощущала его связь с искусством средне­вековья.

Теперь Поповой стало ясно, где следует учиться живописи - в 1912 году она поехала в Париж, поехала уже зрелым художником: ее «Деревья» 1911 года качественно отли­чаются от ранних натюрмортов и пейзажей, которые она писала в студии Юона.

В Париж Попова отправилась вместе с Надеждой Удальцовой, которая впоследствии вспоминала об этом: «Попо­ва и я осмотрели все по возможности, начали искать мас­терскую. Мы предполагали работать у Матисса, но школа Матисса была уже закрыта. Мы пошли в мастерскую Мориса Дени, наткнулись на сидящего индейца с перьями на красном фоне, мы убежали. Кто-то сказал о мастерской «Ла Палетт» Ле Фоконье, пошли туда и сразу решили, что это то, что надо. Это было искусство построения, искусство фантастическое. Приходили один раз в неделю Ле Фоконье, Метценже или Сегонзак. Ле Фоконье говорил о больших поверхностях, о построении холста и пространства, Метцен­же говорил о последних достиженйях Пикассо. Это была эпоха классического кубизма».

Любовь Попова серьезно работала в мастерской, проводила много часов в Лувре и музее Клюни. Она жила в Париже в пансионе мадам Жанн, где в основном останавливались русские и где был даже «русский стол*, там в это же время жили Борис Терновец и Вера Мухина, которые учи­лись скульптуре у Бурделя.

Попова отличалась общительным характером, она быстро подружилась с Мухиной и, вторично приехав в Париж в 1914 году, совершила с ней путешествие в Италию.

Зимой Любовь Попова работала в мастерской В.Татлина в Москве. Татлин также в 1914 году приехал в Париж и встретился там с Поповой. Художница снова окунулась в особую атмосферу парижской жизни и искусства, но когда она встретила своих друзей по Ла Палетт, ей показалось, что они «никуда не ушли», те же, что и «в прошлом году». Сама же Попова переросла «Ла Палетт», она посетила коллекцию Уде, где видела работы Пикассо и Брака, и те­перь ориентировалась на поиски Пикассо. И если компози­ция Поповой «Две фигуры» 1913 года, которая была ее дебютом на выставке «Бубнового валета» 1914-го, носила следы воздействия Метценже, в частности его картины «Синяя птица», то уже в последующих работах она при­ходит к более углубленному пониманию системы кубизма.

«Портрет философа» (1915) отличает большая сдержан­ность цветового решения, динамическая композиция по­лотна строится чередованием звучных плоскостей цвета и на­пряженными ритмами «выпуклых» линий, которые создают угловатый живописный «рельеф» на поверхности холста. В композицию включены надписи и цифра «32» - это своего рода номерной знак, обозначающий картину как «вещь», вроде фабричной марки.

Стоит обратить внимание на особенности понимания ку бизма Поповой. Ее привлекал мир вещей, выявление воз­можностей, заключенных в самом материале, имеющих точ­ный адрес: если она пишет натюрморт с посудой, то это «Жестяная посуда» (1913); если предметы - то «Предметы из красильни» (1914).

Ее интересовал механизм, скрытый за внешней оболочкой формы; в 1915 году она создала несколько работ «Часы» - довольно распространенный сюжет в кубистической и футуристической живописи, как символ времени - четвер­того измерения, вводимого в пространственное искусство. Попова же не довольствуется знаковым обозначением ци­ферблата, она показывает «внутренности», сцепления вин­тиков и колес, ее завораживает произведение человеческих рук - чудесная машина. Эта, может быть, немного наивная, но искренняя вера в техническим прогресс не может не подкупать в картинах Поповой.

Однако настоящий расцвет деятельности Поповой - кон­структивиста и производственника, строителя новых форм «бытования» людей - наступил после революции. Она приняла живое участие в перестройке всех форм жизни и быта: оформляла массовые революционные празднества, создавала плакаты, делала макеты книг, эскизы моделей одежды, рисунки для текстиля, была одним из основате­лей школы отечественного дизайна.

Помимо практической работы Попова преподавала в Государственных высших театральных мастерских, где у нее учились многие деятели советского искусства, в том числе кинорежиссер С.Эйзенштейн. Этими мастерскими руководил Вс.Мейерхольд, в его театре Попова осуществила постановки: «Великодушный рогоносец» (1922) и «Земля дыбом» (1923), которые вошли в историю театрально-декорационного ис­кусства.

Любовь Попова также преподавала во Вхутемасе на ос­новном отделении, активно участвовала в диспутах в Ин­ституте художественной культуры. Ею поддержан призыв заменить станковое искусство - производственным, выдви­нутый «производственниками» и конструктивистами в Ин- хуке в 1921 году. Причем, в отличие от многих деятелей той романтической поры, которые шли в производство лишь «теоретически», Любовь Попову не удовлетворяли полумеры. Последние ее работы были выполнены для первой ситце­набивной фабрики - рисунки для тканей, декоративных и практичных, не потеряли качества «современности» и по сегодняшний день. По свидетельству своих товарищей по Лефу - Маяковского и Брика, она находила в этой ра­боте подлинное удовлетворение.

Еще в 1914 году Любовь Попова писала: «Значительное все-таки существо человек: стоит ему перестать работать, как вся жизнь останавливается, города делаются совершен­но мертвыми, а заработали люди, и город живет. Страш­ная какая сила - человеческая работа».

Е.ДРЕВИНА

Картины Поповой

«Простанственно-силовое построение»

«Живописная архитектоника» 3

«Живописная архитектоника»

«Путешественник» 1916 г.

«Композиция с фигурами» 1914-15 г.