aracs.ru

Литературные жанры шумеров. Шумерская литература. Тексты Эдубы


Открытие шумерской литературы стало, несомненно, одним из самых значительных научных достижений поϲӆеднего времени. Лучше, наверное, сказать «открытие заново», ведь большинство текстов были к тому моменту уже известны на протяжении нескольких десятилетий; но их фрагментарность, огромные трудности расшифровки и, надо сказать, несовершенство копий, сделанных учеными с этих надписей, не позволяли увидеть общую картину. Сегодня, благодаря терпеливому и неустанному труду множества ученых, ситуация совсем иная. Особо ϲӆедует отметить вклад американца Крамера, посвятившего много лет изучению материалов, которые были обнаружены в Ниппуре. Сейчас эти материалы составляют важнейшее ядро дошедших до нас шумерских письменных источников. Крамер заново изучил тексты, сделал новые копии и сравнил их; в результате ему удалось научно получить множество новых интерпретаций, проливших новый свет на мысли, верования и образ жизни шумерского народа.
Уцелевшая литература представляет собой десятки тысяч глиняных табличек, исписанных клинописными текстами. Это идеографическое письмо в основном слогового характера, выдавленное в мягкой глине специальной палочкой. Распространение шумерской цивилизации привело к тому, что эта письменность использовалась как среди других народов Месопотамии, так и в обширной прилегающей области, а потому стала внешним признаком четко определенной культурной зоны. Сейчас мы располагаем множеством табличек самой разной сохранности. Таблички различаются между собой по размерам и количеству текста («шрифт» на разных табличках также различается по размеру). Некоторые таблички несут на себе десяток колонок, каждая из которых насчитывает сотни строк; другие - всего одну колонку из нескольких строк. На одной табличке редко можно найти полный текст; скажем, крупные поэтические произведения занимают по нескольку табличек; этим обусловлена одна из фундаментальных проблем реконструкции шумерской литературы, а именно определение последовательности отдельных частей каждого текста.
Некоторые особенности шумерской литературы кажутся нам необычными. Прежде чем переходить к анализу различных литературных жанров, имеет смысл упомянуть эти черты, поскольку именно они определяют природу и содержание жанров. Для начала скажем, что все работы анонимны: нам неизвестно имя автора ни одного из дошедших до нас великих произведений. Это невозможно приписать случаю: имена переписчиков встречаются так часто и записывались так тщательно, что имена авторов, безусловно, сохранились бы тоже, если бы им придавали хоть какое-нибудь значение. Во-вторых, в шумерской литературе не удается различить никакого исторического развития в стиле или сюжетах, очевидного во всех западных литературах, причем возражение о том, что сделать это не дает ограниченность наших знаний, не выдерживает критики. Дошедшие до нас материалы не оставляют сомнений в том, что шумерские грамотеи рассматривали подражание более ранним образцам, копирование и сведение воедино древних текстов как одну из самых достойных задач и регулярно занимались этим, тогда как оригинальность или новизна, судя по всему, никого не вдохновляла.
Шумерская концепция искусства, совмещавшая в себе и обуславливавшая обе эти особенности, в корне отличалась от нашей. Целью шумерского искусства было не создание оригинальных и субъективных творений, выражающих индивидуальность отдельного человека, но объективное и неизменное выражение коллективного начала. Поэтому художник, строго говоря, превращался у них в ремеϲӆенника. Он не давал себе труда подписывать собственные творения, как современные мастеровые не подписывают своих изделий, да и не стремился к свободному творчеству. Напротив, его заветной целью было скопировать образец до мельчайших деталей. В такой ситуации личность художника - а шумерские авторы, безусловно, обладали такой характеристикой, как «личность», - ускользает от нас, а процесс художественного развития, который, так или иначе, должен был иметь место хотя бы в самой слабой форме, теряется под грудой копий, пересказов и компиляций прежних образцов.
Но даже такое коллективное статичное искусство должно было иметь смысл и цель, хотя художники того времени и не стремились к свободному эстетическому самовыражению, столь характерному для нашей цивилизации. Цель шумерского искусства, вероятно, вполне прагматичная, ведь шумерская литература представляет собой вполне практическое выражение жизни общества. А поскольку, как мы уже указывали, доминирующей и объединяющей чертой этой жизни была религия, то и искусство по сути своей религиозно. Это искусство вопреки всему или, по крайней мере, искусство без стремления к искусству: это практичное и устойчивое выражение божественной концепции и отношений человека с божествами.

Из всех литературных жанров у шумеров откровенно преобладает мифологическая поэзия. Поэмы рассказывают о приключениях и взаимоотношениях богов, выражая таким образом шумерские представления о Вселенной, ее происхождении и дальнейшей судьбе. Они раскрывают взгляды шумерского народа на жизнь и, естественно, отражают жизненные условия и традиции.
Поразительный пример мифа о происхождении всего вокруг - сказание об Энки и Шумере. В ней рассказывается, как бог Энки принес в мир порядок и организовал обработку земли. Энки подходит к берегам Тигра и Евфрата - двух рек, удобряющих песчаную почву Междуречья, и вливает в них пенные воды. Затем он населяет их воды рыбой и устанавливает законы для моря и ветра. Каждому месту и каждой стихии он назначает особого бога-покровителя. Затем он обращает внимание свое на обработку земли. Он создает злаки и другие растения и поручает плуг и ярмо богу «каналов и канав», а мотыгу - богу кирпичей. Затем приходит черед домов, стойл и овчарен: бог закладывает фундаменты и строит, наполняя одновременно долину животными. Этот миф отражает сельскохозяйственный характер древней шумерской цивилизации и доминирующую в ней своеобразную концепцию порядка, изначально и неразделимо присущего всякому существованию. Не зря понятия «создать» и «упорядочить» для шумеров синонимичны.
С самого начала времен человек неизменно обращается мыслями к загробной жизни. Самое исчерпывающее изложение соответствующих верований шумеров можно найти в мифе о нисхождении Инанны в нижний мир. Значение этого мифа не ограничивается рассказом об этом путешествии; в нем содержится красочное описание природного растительного цикла - доминирующей темы Древнего Востока. Инанна, богиня Матери-Земли, однажды решила навестить свою сестру Эрешкигаль, царицу нижнего мира. Однако она опасалась предательства, а потому оставила инструкции о том, что если она не вернется через три дня, то за ней должны отправляться на поиски. Это поэтическое произведение, а надо отметить, что древне-восточная поэзия основывалась не столько на размере стиха (хотя размер, безусловно, существует, его исследования продолжаются), сколько на параллелизме - представлении одной идеи в двух или даже трех фразах, вторая из которых (и третья, если есть) выстраивается параллельно первой, повторяет ту же мысль другими словами, или дополняет ее, или представляет противоположную мысль. Таким образом достигается особый вид гармонии. Итак, Инанна спускается в нижний мир:

Инанна ко дворцу, лазурной горе, подходит,
Ко вратам подземного царства спешит, полна гнева,
У врат подземного царства кричит гневно:
«Открой дворец, привратник, открой!
Открой дворец. Нети, открой, и к единой моей
Я да войду!»
Нети, главный страж царства,
Светлой Инанне отвечает:
«Кто же ты, кто?»
«Я - звезда солнечного восхода!

«Если ты - звезда солнечного восхода,
Зачем пришла к Стране без возврата?
Как твое сердце тебя послало на путь,
Откуда нет возврата?»

Инанна объясняет, что пришла навестить свою сестру Эрешкигаль, и ее впускают во дворец. Однако, по мере того как она проходит через каждые из семи врат нижнего мира, стражи лишают ее одного из предметов одежды или украшений:

И у нее, когда вошла,
Венец Эдена, Шугур, снял с головы.
«Что это, что?»

И когда вошла во вторые врата,
Знаки владычества и суда у нее отобрал.
«Что это, что?»
«Смирись, Инанна, всесильны законы подземного мира!
Инанна, во время подземных обрядов молчи!»

И когда вошла она в третьи врата,
Ожерелье лазурное с шеи снял.
«Что это, что?»
«Смирись, Инанна, всесильны законы подземного мира!
Инанна, во время подземных обрядов молчи!»

Так происходит у каждых врат, и в конце концов богиня предстает перед ужасными судьями нижнего мира нагой и подавленной. Они устремляют на нее свои мертвящие взоры, и Инанна бездыханной падает наземь. Проходит три дня, после чего посланец Инанны, выполняя ее поручение, обращается к высшим богам с мольбой спасти свою госпожу. Поϲӆе нескольких безуспешных попыток он наконец обращается к Энки:

Перед Энки зарыдал:
«Отец Энки, не дай твоей дочери погибнуть
В подземном мире!
Светлому твоему серебру не дай покрыться прахом
В подземном мире!
Прекрасный твой лазурит да не расколет гранильщик
В подземном мире!
Твой самшит да не сломает плотник в подземном мире!
Деве-владычице не дай погибнуть в подземном мире!»

Мольба услышана: Энки проливает на мертвую богиню «пищу жизни» и «воду жизни»; она оживает и поднимается из царства смерти в сопровождении толпы демонов больших и малых, грозивших на каждом шагу утащить ее назад в бездну.

Существует множество других мифов о богах, значительных и не очень; но нам пора переходить к литературному жанру, который часто отличают от мифа, но который связан с ним множеством важнейших нитей: а именно к героическому эпосу. Произведения этого жанра прославляли великих деятелей шумерского золотого века, живших в незапамятные времена. Связь с мифологией возникает благодаря тому, что боги постоянно вмешиваются в жизнь героев, а герои, в свою очередь, играют свою роль в божественной мифологии. Центральным в этой области литературы представляется сказание о Гильгамеше, шумерском Геракле, совершившем множество замечательных подвигов. Его история поднимает великий вопрос - вопрос о смерти, о трагической судьбе, которая ожидает все человечество и от которой не в силах уйти даже Гильгамеш со всей его силой. Фигура героя практически заслонена его скорбным жребием, и многие подвиги совершаются с единственной целью - чтоб если не сам он, то хотя бы имя его уцелело в веках.
В поэме, известной как «Гильгамеш и Страна жизни», герой грустно жалуется на скорбный удел человечества и обращается к богу Уту с просьбой позволить ему совершить долгое и опасное путешествие в Страну жизни, которое наверняка покроет его неувядаемой славой:

«Уту, слово тебе скажу, к моему слову ухо склони!
О моих замыслах скажу, к моим надеждам слух обрати!
В моем городе умирают люди, горюет сердце!
Люди уходят, сердце сжимается!
Через стену городскую свесился я,
Трупы в реке увидел я,
Разве не так уйду и я? Воистину так, воистину так!
Самый высокий не достигнет небес,
Самый огромный не покроет земли,
Гаданье на кирпиче не сулит жизни!
В горы пойду, добуду славы!
Среди славных имен себя прославлю!
Где имен не славят, богов прославлю!»
Уту мольбам его внял благосклонно,
Как благодетель оказал ему милость.

Гильгамеш пускается в путь в сопровождении своего верного друга Энкиду. Преодолев семь великих гор, они видят наконец свою цель, покрытую обширными кедровыми лесами. Но вожделенную страну охраняет ужасное чудовище Хувава. Напрасно друг предупреждает Гильгамеша о страшной опасности:

Господин, ты мужа того не видел —
Не трепетало сердце!
Я мужа того видел - трепетало сердце!
Богатырь! Его зубы - зубы дракона!
Его лик - лик львиный!
Его глотка - поток ревущий!
Его чело - жгучее пламя! Нет от него спасения!
Господин мой, тебе - в горы, а мне - в город!
О закате светоча твоего матери родимой твоей скажу,
заголосит она,
О гибели твоей затем скажу, завопит она!

Но Гильгамеша не страшат эти мрачные предсказания:

Никто другой за меня не умрет!
Лодка с грузом в воде не тонет!
Нить тройную нож не режет!
Один двоих не осилит!
В тростниковой хижине огонь не гаснет.
Ты мне стань подмогой, я тебе стану подмогой,
Что может нас погубить?

Друзья нападают на чудовище, одолевают его и приносят его тело богам.
Темой еще одного текста о Гильгамеше является смерть героя. В первых же строках герой узнает, что бог Энлиль не даровал ему бессмертия:

Энлиль, гора величия, отец богов —
Ибо таков, о царь Гильгамеш, смысл твоего сна, —
Назначил твою судьбу, о Гильгамеш, для царства, не для
вечной жизни…
Не обижайся, не тоскуй…
Свет и тьму человеческую даровал он тебе,
Верховенство над родом человеческим даровал он тебе…
Битву, в которой никто отступить не может, даровал он тебе,
Неподражаемые атаки даровал он тебе,
Атаки, где никто не уцелеет, даровал он тебе.

За этим ϲӆедует описание героя на смертном одре - типичная для шумерской поэзии серия стихов, каждый из которых заканчивается рефреном: «Он лежит и не поднимается». Примерно так: разрушитель зла лежит и не поднимается; тот, кто установил на земле справедливость, лежит и не поднимается; тот, кто могуч был мускулами, лежит и не поднимается; тот, чьи черты были исполнены мудрости, лежит и не поднимается; тот, кто одолевал горы, лежит и не поднимается. Возможно, эти стихи оскорбляют наш литературный вкус, но отказать им в своеобразной «рваной» выразительности невозможно.
Шумерский герой, заслоненный трагичностью собственной судьбы, вызывает в памяти некоторые образы греческой трагедии; безусловно, Гильгамеш - одна из самых красноречивых фигур древней литературы.

Значительную часть шумерской литературы составляют гимны и молитвы. Существует несколько типов гимнов, но преобладают из них два: восхваление богов и восхваление героев. Часть гимнов составлена от третьего лица, часть - от первого, как эта песня Инанны:

Отец мой дал мне небеса, и землю дал мне: я —
правительница небес.

сравниться?
Энлиль дал мне небеса, и землю дал мне: я - правительница
небес.
Власть над мужами он даровал мне, власть над женами
даровал мне,
Битву он дал мне, стычку от дал мне,
Ураган он дал мне, и смерч он дал мне,
Небеса возложил он короной на мою голову,
Землю надел он сандалиями на ноги мои,
В сверкающую мантию божественности обернул меня,
Сияющий скипетр дал мне в руку…
Есть ли кто, есть ли среди богов, кто может со мной
сравниться?

Царь Шульги из третьей династии Ура удостоился особой хвалы. В одном из гимнов он рассказывает о себе в ϲӆедующих стихах:

Я, царь, с материнской утробы был героем,
Я, Шульги, с рождения был могучим мужем.
Я лев с глазами ярости, лев, рожденный драконом,
Я царь четырех концов земли,
Я хранитель, я пастух шумеров,
Я герой, бог всех земель…
Добро я люблю,
Зло презираю,
Недружелюбные слова ненавижу.
Я, Шульги, могучий царь, водитель народов…
Далекие страны я покорил, своему народу дал безопасность,
В четырех концах земли люди в домах
Целыми днями славят мое имя…
Шульги, врагов уничтожающий, мир народу несущий,
Обладающий божественной силой небес и земли,
Не имеющий равных,
Шульги, сын, защищенный богом небес!

Один гимн, также посвященный монарху, на первый взгляд носит совершенно иной характер - ведь это любовная песнь, не больше и не меньше.

Жених, милый моему сердцу,
Прекрасна красота твоя, сладостный,
Лев, милый моему сердцу,
Прекрасна красота твоя, сладостный…
Р е ф. р ф !

Дальше продолжается в том же духе, чисто любовным языком. Но если рассмотреть текст чуть более подробно, то выяснится, что певица - жрица Инанны, а ее возлюбленный - царь Шу-Син; по всей вероятности, это ритуальная песня, специальный гимн для церемонии, символизирующей брак Думузи и Инанны. Такая церемония проводилась в храме каждый Новый год, а участвовали в представлении царь и жрица.
До нас дошло не так уж много шумерских молитв. По жанру эти произведения близки гимнам, которые и напоминают по содержанию и форме. Следующая молитва адресована Гатумду, богине Лагаша, и произносится от лица царя Гудеа:

Царица моя, дщерь прекрасная священных небес,
Героиня, утоляющая всякую жажду, богиня с высоко
поднятой головой,
Дарующая жизнь земле Шумера,
Знающая, что на пользу пойдет твоему городу,
Ты царица, ты мать, основавшая Лагаш!
Когда обращаешь ты взгляд на народ твой, изобилие
приходит к нему;
Благочестивый молодой человек, которого ты опекаешь, да
живет долго!
У меня нет матери, ты моя мать,
И отца у меня нет, ты мой отец!
Ты приняла мое семя, в святости ты породила меня:
О Гатумду, как сладко звучит твое чистое имя!

Еще один жанр, близкий гимнам, - плачи. Это горестные жалобы, составленные в память о городах и домах, разрушенных врагом; можно считать, что они предшествовали библейским плачам. Так, богиня Нингаль причитает над руинами Ура:

В каналах моего города пыль собралась, воистину стали они
обиталищем лисицы;
Больше не текут по их руслам пенные воды, и рабочие
покинули русла;
В полях города больше нет зерна, и земледелец покинул
землю…
Мои пальмовые рощи и виноградники, изобильные медом и
вином, заросли горной колючкой…
Горе мне, мой дом - разрушенное стойло,
Я пастырь, чьи коровы рассеяны,
Я, Нингаль, подобна недостойному пастырю, стадо которого
пало под ударами!
Горе мне, я изгнанница из города, что не нашел упокоения;
Я странник, в чужом городе влачащий жизнь.

Еще одну чрезвычайно интересную группу текстов составляют дидактические, или поучительные, работы различных форм. Сюда входят пословицы и афоризмы, нередко выражающие глубокую мудрость.

Бедняку лучше быть мертвым, чем живым:
Если есть хлеб у него, то нет соли;
Если есть соль у него, то нет хлеба;
Если есть дом, то нет хлева;
Если есть хлев, то нет дома.

Временами в подобных сентенциях можно увидеть замечательные психологические наблюдения:

Похвали юношу, и он сделает для тебя что захочешь;
Брось корку собаке, и она завиляет хвостом.

А вот призыв к самоконтролю:

В месте скандала не выказывай раздражения;
Когда гнев сжигает мужа, подобно пламени, умей потушить
пламя.
Если он говорит с тобою, пусть сердце твое с благодарностью
примет совет;
Если он оскорбляет тебя, не отвечай ему тем же.

Еще один тип дидактических композиций - басня; к несчастью, до нас дошло лишь несколько образцов шумерских басен: о птице и рыбе, о дереве и тростнике, о мотыге и плуге, о железе и бронзе. Басни часто принимают форму диалогов или споров о хороших и дурных качествах разных персонажей, примерно так, как мы видим в более поздних баснях Эзопа. Среди персонажей басен - не только животные и растения, минералы и инструменты, но также люди и ремесла; когда речь идет о поϲӆедних, литературный жанр немного меняется и вмешательство богов приближает рассказ к мифологическому типу. Хороший пример - состязание за руку Инанны между пастухом Думузи и земледельцем Энкимду. Богиня благосклонна к земледельцу:

Пастух никогда не получит руки моей,
Никогда не укутает меня своим шерстяным плащом…
Я, дева, стану женой земледельца,
Земледельца, выращивающего растения,
Земледельца, взращивающего зерно.

Но пастух энергично защищается:

Энкимду, муж каналов, канав и канавок,
Земледелец, чем он лучше меня?
Пусть даст он мне свое черное одеяние,
В ответ я дам ему, земледельцу, черную овцу;
Пусть даст он мне свое белое одеяние,
В ответ я дам ему, земледельцу, белую овцу;
Пусть нальет он мне лучшего своего пива,
В ответ я налью ему, земледельцу, желтого молока;
Пусть нальет он мне сладкого своего пива,
В ответ я поставлю перед ним, земледельцем, кислого
молока…
Наевшись и напившись,
Я оставлю для него лишний жир,
Я оставлю для него лишнее молоко:
Земледелец, чем же он лучше меня?

В конце концов Инанна выбирает пастуха. Но - и это очень важно - соперники мирятся, и земледелец также приносит богине свои дары. Это полностью согласуется с естественным порядком - устремлением и одновременно характерной чертой шумерского образа мыслей.
Произведения нравоучительного жанра включают в себя множество школьных текстов, один из которых, расшифрованный Крамером, особенно интересен. В нем рассказывается о юноше, который ходил в школу, усердно учился, готовил и писал все упражнения. По возвращении домой он рассказывает отцу обо всем, что сделал, и просит дать ему поужинать:

Я хочу пить, дай мне напиться!
Я голоден, дай мне хлеба!
Омой мне ноги, постели постель, я хочу спать.
И разбуди меня утром пораньше, я не должен опаздывать,
Или учитель побьет меня палкой.

На ϲӆедующее утро юноша встает, берет два хлебца, приготовленные для него матерью, и вновь бежит в школу; но он опоздал, и встреча с начальником предвещает ему наказание. Возвратившись домой, он предлагает отцу пригласить наставника домой и ублаготворить его дарами. История продолжается:

Отец внял словам ученика.
Учителя школьного он позвал.
В дом пригласил, на место почета его посадил.
Школьник служил ему, пред ним он встал,
И все, что грамоте он постиг,
Отцу своему он показал.
Отец его с ликующим сердцем
Отцу школьному радостно молвит:
«Вот малыш мой руку раскрыл, и ты мудрость свою в нее
вложил.
Грамотейную мудрость, всю искусность ее ты ему открыл».

Поϲӆе такой похвалы настал черед даров: наставнику преподнесли вино, много масла, новое одеяние, кольцо. Побежденный таким великодушием, наставник оборачивается к юноше и хвалит его так:

Малыш, ты слов моих не отбрасывал, не отшвыривал.
Грамотейной мудрости вершины достигнешь, в совершенстве
ее изучишь!
Нечто ты сумел мне дать так, что я мог это принять.
Хлеб - мое пропитанье - сверх меры ты дал, честь великую
мне оказал.
Нидаба, владычица защитниц, твоей покровительницей да
станет!
В тростниковую палочку удачу да вложит!
Из копии глиняной зло да изымет!
Перед братьями своими да встанешь!
Над сверстниками верховодить будешь!
Лучшим из лучших среди учеников школы да будешь
признан!

Эта история примечательна своей свежестью и спонтанностью, а временами просто забавна. Может быть, это сатира? Так можно было бы подумать, если бы не полная серьезность и даже мрачность шумерской литературы вообще.
Прежде чем закончить обсуждение дидактической и афористической литературы, следует упомянуть еще одну тему, впервые возникшую именно в шумерской литературе, но позже нашедшую широкое распространение на всем Древнем Востоке. Это тема страданий благочестивого человека. Почему судьба не благосклонна к тем, кто живет праведной жизнью? В шумерской поэтической композиции, известной под названием «Человек и его бог», проблема сформулирована следующим образом:

Я человек, человек прозорливый, но уважающий меня не
знает достатка,
Мое верное слово обращено в ложь,
Хитрецом я повержен и должен служить ему,
Не уважающий меня ославил меня перед тобой.
Ты вновь и вновь отмеряешь мне страдания,
Я в дом вошел, душа в расстройстве,
Я, человек, вышел на улицу с тяжелым сердцем,
На меня, храбреца, справедливый хозяин зол и смотрит
враждебно.
Мой пастырь затеял недоброе против меня, хотя я ему
не враг.
Товарищ мой не говорит мне ни слова правды,
Друг отвечает ложью на правдивое слово,
Хитрец замышляет против меня,
Ты же, мой бог, не накажешь его за это!

Однако следует отметить, что в этих словах нет обиды на бога. Напротив, с шумерской точки зрения, какие бы страдания ни выпали на долю человека, какими бы несправедливыми они ни были, человеку все равно следует славить бога, каяться в грехах и ждать освобождения от страданий, о котором говорится в конце поэмы:

Этот человек - бог прислушался к его горьким слезам и
рыданиям,
Этот юноша - его жалобы и вопли смягчили сердце его бога,
Справедливые слова, чистые слова из его уст бог принял…
Злую судьбину, назначенную ему, отверг,
Он обратил страдания его в радость,
Послал доброго духа смотреть за ним и заботиться,
Дал ему… ангелов прекраснолицых.

Шумер как независимая страна существовал на протяжение почти двух тысяч лет - в начале IV тысячелетия до н.э., как уверенно заявляют археологи и историки, можно уже говорить о развитой системе городов-государств - каждое со своими порядками и верой, но с единым языком, с единой культурой и единым основным жизненным укладом. Ближе к концу III тысячелетия до н.э. Шумер, ненадолго объединившийся под властью правителей Лагаша, был завоеван ассирийским царем Саргоном, с которого начинается новая страница в истории Двуречья. Немного парадоксально, но с эпохи Саргона и его преемников, с окончания политической и экономической независимости Шумера начинается и история той литературы, которую мы называем шумерской. Во времена становления шумерских городов-государств основные записи носили, как мы помним, преимущественно хозяйственный характер. Мало-помалу, спустя несколько сот лет после изобретения клинописи (современная история называет местом рождения шумерской письменности город Урук, и даже уточняет датировку этого величайшего события в истории - рубеж IV и III тысячелетий до н.э.) появляются первые вотивные записи - таблички с перечислением жертв и даров, приносившихся в храм. Еще позднее городские правители начинают запечатлевать на письме свои деяния на благо храма и города. Традиция народного творчества в течение более тысячи лет остается исключительно устной. Гимны, мифы - все это передавалось в храмах от поколения к поколению в устной форме. Древнейшее из произведений собственно шумерской литературы относится примерно к XXIV веку до н.э. Это записанный на глиняных табличках рассказ о войне двух городов - Лагаша и Уммы. В ходе этой войны Лугальзаггеси, правитель Уммы, разграбил и полностью разрушил Лагаш - богатейший из шумерских городов. Примерно в это же время в храмах начинают записывать тексты гимнов и молитв. Переход от идеографического на фонетическое, слоговое письмо, происшедший в это время, позволил писцам передавать не только общий смысл, но и большинство грамматических характеристик текста, и описательные элементы. Одним словом, можно уже говорить, что в конце III тысячелетия в Шумере зарождается художественная литература. Аккадцы, завоевавшие и подчинившие себе Шумер, с почтением отнеслись к культуре этого народа. Произошла примерно та же история, что много веков спустя повторилась при завоевании римлянами Греции. Победители переняли культуру, искусство, ремесла, религию завоеванного народа. Аккадский язык принадлежал к семитской группе и не имел ничего общего с шумерским. Переняв у шумеров клинописную систему письменности, аккадцы постепенно мирным путем ассимилировали побежденный народ, но шумерский язык еще долгое время имел широкое хождение в стране. Аккадское царство, вобравшее в себя Шумер, было двуязычным государством. Постепенно в повседневной жизни и общении аккадский язык вытеснил шумерский. За шумерским закрепилась роль священного языка. На нем слагали гимны богам, шумерским языком повсевместно пользовались в школах. Проводя исторические параллели, можно сказать, что шумерский язык для жителей Месопотамии - в Аккаде, Ассирии и Вавилонском царстве стал языком науки и религии, как латынь в Европе в Средние века и эпоху Возрождения. Как раз в период умирания шумерского языка, на рубеже III и II тысячелетия до н.э. писцы в храмах и школах шумерских городов начинают записывать тексты гимнов, сказаний, мифов, эпических произведений, научных трактатов. Эти тексты и составили основной массив шумерской мифологической, художественной и исторической литературы. Полную картину шумерского литературного наследия составить довольно трудно. Дело даже не в сложности шумерского языка - за двести лет, которые насчитывает история дешифровки клинописи, лингвисты накопили достаточно знаний. Беда в том, что тексты на шумерском языке зачастую разрознены. Бывало, особенно в первый период археологических раскопок в Шумере, что экспедиции из двух разных стран в разное время находили части одного и того же текста или документа. В результате фрагменты одного и того же произведения оказывались в музеях разных стран. Это, конечно, затрудняет обнаружение, идентификацию и перевод шумерских текстов, не позволяет создать возможно более полную картину шумерской литературы. С другой стороны, несмотря на значительный объем найденных при раскопках глиняных клинописных табличек с текстами на шумерском языке, это лишь малая часть некогда огромных архивов. Так что восстановление и перевод шумерской литературы затрудняются еще и этой фрагментарностью, наличием крупных пробелов в текстах. Да и степень сохранности глиняных табличек зачастую оставляет желать лучшего. Тем не менее, даже из имеющихся в нашем распоряжении текстов складывается цельная и многогранная картина литературного творчества в Шумере. Шумерская художественная литература в основном связана с духовной, религиозной жизнью страны. Это прежде всего записи мифов, к которым причисляется и “Песнь о Гильгамеше” - главный литературный памятник шумерской цивилизации, а также различные храмовые гимны и молитвы. К ним примыкает и любовная лирика - скажем, дошедшие до наших дней любовные стихи являлись некогда частью свадебного ритуала. Другая часть дошедшего до нас литературного наследия Шумера - записи устного народного творчества, басни, пословицы и подчас объединяемые с ними “наставления”.

Еще по теме Шумерская литература:

  1. Зайцев А., Лаптева В., Порьяз А.. Мировая культура: Шумерское царство. Вавилон и Ассирия. Древний Египет., 2000
  2. § 1. Деление литературы на роды и их генезис. Виды литературы
  3. Луков В. А.. История литературы. Зарубежная литература от истоков до наших дней, 2008
  4. И.В.Стеблева (ред.). Семантика образа в литературах Востока. Сб. статей. - М.: Издательская фирма «Восточная литература» РАН. - 286 с., 1998

Всего в настоящее время нам известно более ста пятидесяти памятников шумерской литературы (многие из них сохранились в виде фрагментов, и список этот пополняется). В их числе стихотворные записи мифов, эпические сказания, псалмы, свадебно-любовные песни, связанные со священным браком обожествленного царя со жрицей, погребальные плачи, плачи о социальных бедствиях, псалмы в честь царей (начиная с III династии Ура), литературные имитации царских надписей; очень широко представлена дидактика - поучения, назидания, споры-диалоги, сборники басен, анекдоты, поговорки и пословицы.

Из всех жанров шумерской литературы наиболее полно представлены гимны. Самые ранние записи их восходят к середине Раннединастического периода. Безусловно, гимн - один из наиболее древних способов коллективного обращения к божеству. Запись такого произведения должна была производиться с особой педантичностью и пунктуальностью, ни одного слова нельзя было изменить произвольно, поскольку ни один образ гимна не был случайным, за каждым стояло мифологическое содержание. Гимны рассчитаны на чтение вслух - отдельным жрецом или хором , и эмоции, которые возникали при исполнении такого произведения, - это коллективные эмоции. Огромное значение ритмической речи, воспринимающейся эмоционально-магически, выступает в таких произведениях на первый план. Обычно в гимне восхваляется божество и перечисляются деяния, имена и эпитеты бога. Большинство гимнов, которые дошли до нас, сохранилось в школьном каноне г. Ниппур и чаще всего посвящено Энлилю, богу-покровителю этого города, и другим божествам его круга. Но есть также гимны царям и храмам. Однако гимны можно было посвящать лишь обожествленным царям, а обожествлялись в Шумере не все цари.

Наравне с гимнами, богослужебными текстами являются плачи, очень распространенные в шумерской литературе (особенно плачи о народных бедствиях). Но самый древний памятник подобного рода, известный нам, не богослужебный. Это "плач" о разрушении Лагаша царем Уммы Лугальзагеси. В нем перечисляются разрушения, произведенные в Лагаше, и проклинается их виновник. Остальные же дошедшие до нас плачи - плач о гибели Шумера и Аккаде, плач "Проклятие городу Аккаде", плач о гибели Ура, Урука и др., - безусловно, ритуального характера: они обращены к богам и близки к заклинаниям.

К числу культовых текстов относится замечательная серия поэм (или песнопений), начиная с "Хождения Инаны в преисподнюю" и кончая "Смертью Думузи", отражающая миф об умирающих и воскресающих божествах и связанная с соответствующими обрядами. Богиня плотской любви и животного плодородия Иннин (Инана, аккад. Иштар) полюбила бога- (или героя-) пастуха Думузи и взяла его в мужья. Однако, затем она низошла в подземный мир, по-видимому, чтобы оспорить власть царицы преисподней. Умерщвленная, но хитростью богов возвращенная к жизни, Инана может вернуться на землю (где тем временем все живое перестало размножаться), лишь отдав за себя живой выкуп. Инана почитается в разных городах Шумера и в каждом имеет супруга или сына; все эти божества преклоняются перед ней и молят о пощаде; лишь один Думузи гордо отказывается. Думузи предан злым гонцам подземного мира и пытается спастись бегством; тщетно бог Солнца Уту трижды превращает его в животное и прячет у себя; Думузи убит и уведен в подземный мир. Однако сестра его Гештинана, жертвуя собой, добивается, чтобы Думузи на полгода отпускали к живым, на это время она сама взамен него уходит в мир мертвых. Пока бог-пастух царит на земле, богиня-растение умирает. Структура мифа оказывается много сложнее, чем упрощенный мифологический сюжет умирания и воскрешения божества плодородия, как он обычно излагается в популярной литературе.

К ниппурскому канону относятся также девять сказаний о подвигах героев, отнесенных "Царским списком" к полулегендарной I династии Урука, - Энмеркара, Лугальбанды и Гильгамеша. Ниппурский канон, видимо, начал создаваться в период III династии Ура, а цари этой династии были тесно связаны с Уруком; ее основатель возводил свой род к Гильгамешу. Включение в канон урукских легенд произошло скорее всего потому, что Ниппур являлся культовым центром, который был всегда связан с господствующим в данное время городом. При III династии Ура и I династии Иссина единообразный ниппурский канон был введен в э-дубах (школах) других городов державы.

Все дошедшие до нас героические сказания находятся на стадии образования циклов, что обычно характерно для эпоса (группирование героев по месту их рождения - одна из ступеней этой циклизации). Но памятники эти настолько разнородны, что их с трудом можно объединить общим понятием "эпос". Это разновременные композиции, одни из которых более совершенны и законченны (как замечательная поэма о герое Лугальбанде и чудовищном орле), другие - менее. Однако составить даже примерное представление о времени их создания невозможно - различные мотивы могли включаться в них на разных этапах их развития, сказания могли видоизменяться на протяжении веков. Ясно одно: перед нами ранний жанр, из которого эпос разовьется впоследствии. Поэтому герой такого произведения - еще не эпический герой-богатырь, монументальная и часто трагическая личность; это скорее удачливый молодец из волшебной сказки, родственник богов (но не бог), могучий царь с чертами бога; он имеет сказочных помощников - орла, дикого человека Энкиду.

Сказаний, где героем является бог, а не смертный, дошло меньше. Так, известно сказание о борьбе богини Иннин (Инаны) с олицетворением подземного мира, названным в тексте "гора Эбех". Сохранились также два больших эпоса о подвигах бога Нинурты. Нинурта сражается со злым демоном Асаком, также обитателем подземного царства. Нинурта одновременно выступает и как герой-первопредок: он сооружает плотину-насыпь из груды камней, чтобы отгородить Шумер от вод первозданного океана, которые разлились в результате смерти Асака, а затопившие поля воды отводит в Тигр.

Более распространены в шумерской литературе произведения, посвященные описаниям созидательных деяний божеств, так называемым этиологическим (т.е. объясняющим) мифам; одновременно они дают представление и о создании мира, как оно виделось шумерам. Возможно, что цельных космогонических сказаний в раннем Шумере не было (или они не записывались). Трудно сказать, почему это так; вряд ли возможно, чтобы представление о борьбе титанических сил природы (богов и титанов, старших и младших богов и т.д.) не отразилось в мировоззрении шумеров, тем более что тема умирания и воскрешения природы (с уходом божества в подземное царство) в шумерской мифографии разработана подробно - в рассказах не только об Иннин/Инане и Думузи, но и о других богах, например об Энлиле.

Устройство жизни на земле, установление на ней порядка и благоденствия - едва ли не любимая тема шумерской литературы: она наполнена рассказами о сотворении божеств, которые должны следить за земным порядком, заботиться о распределении божественных обязанностей, об установлении божественной иерархии, о заселении земли живыми существами и даже о создании отдельных сельскохозяйственных орудий. Главными действующими богами-творцами обычно выступают Энки и Энлиль.

Многие этиологические мифы составлены в форме прений: спор ведут либо представители той или иной области хозяйства, либо сами хозяйственные предметы, которые пытаются доказать друг другу свое превосходство. В распространении этого жанра, типичного для многих литератур древнего Востока, большую роль сыграла шумерская э-дуба. О том, что представляла собой эта школа на ранних этапах, известно очень мало, однако в каком-то виде она существовала (о чем свидетельствует наличие учебных пособий уже с самого начала письменности). Видимо, как особое учреждение э-дуба складывается не позже середины III тысячелетия до х.э. Первоначально, цели обучения были чисто практическими - школа готовила писцов, землемеров и т.д. По мере развития школы обучение становилось все более универсальным, и в конце III - начале II тысячелетия до х.э. э-дуба становится чем-то вроде "академического центра" того времени - в ней преподают все отрасли знаний, тогда существовавшие: математику, грамматику, пение, музыку, право, - изучают перечни правовых, медицинских, ботанических, географических и фармакологических терминов, списки литературных сочинений и т.д.

Большинство рассмотренных выше произведений сохранилось именно в виде школьных или учительских записей, через школьный канон. Но есть "специальные группы памятников, которые принято называть "текстами э-дубы": это произведения, рассказывающие об устройстве школы и школьной жизни, дидактические сочинения (поучения, нравоучения, наставления), специально адресованные школярам, очень часто составленные в форме диалогов-споров, и, наконец, басни и поговорки. Через э-дубу до нас дошла единственная пока сказка на шумерском языке.

Даже по этому неполному обзору можно судить о том, насколько богаты и разнообразны памятники шумерской литературы. Этот разнородный и разновременный материал, большая часть которого была записана только в конце III (если не в начале II) тысячелетия до х.э., по-видимому, во многом сохранил приемы, свойственные устному словесному творчеству. Основной стилистический прием большинства мифологических и праэпических рассказов - многократные повторения, например повторение в одних и тех же выражениях одних и тех же диалогов (но между разными последовательными собеседниками). Это не только художественный прием троекратности, столь характерный для эпоса и сказки (в шумерских памятниках он всегда достигает девятикратности), но еще и мнемонический прием, способствующий лучшему запоминанию произведения, - наследие устной передачи мифа, эпоса, специфическая черта ритмической, магической речи, по форме напоминающей шаманское камлание. Композиции, составленные в основном из таких монологов и диалогов-повторов, среди которых неразвернутое действие почти теряется, могут иногда показаться нам рыхлыми, необработанными и оттого незавершенными (хотя в древности они вряд ли могли так восприниматься), рассказ на табличке выглядит просто конспектом, где записи отдельных строк служили как бы памятными вехами для сказителя. Однако зачем тогда было педантично, до девяти раз выписывать одни и те же фразы? Это тем более странно, что запись производилась на тяжелой глине и, казалось бы, сам материал должен был подсказать необходимость лаконичности и экономности фразы, более сжатой композиции (это происходит только к середине II тысячелетия до х.э. уже в аккадской литературе). Приведенные факты наводят на мысль, что шумерская литература в значительной мере представляет собой письменную запись устной словесности. Не умея, да и не стремясь оторваться от живого слова, она фиксировала его на глине, сохраняя все стилистические приемы и особенности устной поэтической речи.

Важно, однако, заметить, что шумерские писцы-"литераторы" не ставили себе задачей фиксировать все устное творчество или все его жанры. Отбор определялся интересами школы и отчасти культа. Но наряду с этой письменной протолитературой продолжалась жизнь устных произведений, оставшихся незафиксированными, - быть может, гораздо более богатая.

Неправильно было бы представлять эту делающую свои первые шаги шумерскую письменную литературу как малохудожественную или почти лишенную художественного эмоционального воздействия. Сам метафорический образ мышления способствовал образности языка и развитию такого характернейшего для древневосточной поэзии приема, как параллелизм. Шумерские стихи - ритмическая речь, но в строгий размер они не укладываются, так как не удается обнаружить ни счета ударений, ни счета долгот, ни счета слогов. Поэтому важнейшим средством подчеркнуть ритм являются здесь повторы, ритмические перечисления, эпитеты богов, повторение начальных слов в последовательных строках подряд и т.д. Все это, собственно говоря, атрибуты устной поэзии, но сохраняющие тем не менее свое эмоциональное воздействие и в литературе письменной.

Письменная шумерская литература отразила и процесс столкновения первобытной идеологии с новой идеологией классового общества. При знакомстве с древними шумерскими памятниками, особенно мифологическими, бросается в глаза отсутствие поэтизации образов. Шумерские боги - не просто земные существа, мир их чувств - не просто мир чувств и поступков человеческих; постоянно подчеркиваются низменность и грубость натуры богов, непривлекательность их облика. Первобытному мышлению, подавленному неограниченной властью стихий и ощущением собственной беспомощности, по-видимому, были близки образы богов, творящих живое существо из грязи из-под ногтей, в пьяном состоянии, способных из одного каприза погубить созданное ими человечество, устроив Потоп. А шумерский подземный мир? По сохранившимся описаниям он представляется хаотичным и безнадежным: там нет ни судьи мертвых, ни весов, на которых взвешиваются поступки людей. Постепенно, однако, по мере того как в государствах Нижней Месопотамии укрепляется и становится господствующей идеология классового общества, меняется и содержание литературы, которая начинает развиваться в новых формах и жанрах. Процесс отрыва письменной литературы от устной убыстряется и делается очевидным. Возникновение на поздних ступенях развития шумерского общества дидактических жанров литературы, циклизация мифологических сюжетов и т.п. знаменуют все большую самостоятельность, приобретаемую письменным словом, иную его идейно-эмоциональную направленность. Однако этот новый этап развития переднеазиатской литературы, по существу, продолжали уже не шумеры, а их культурные наследники - вавилоняне, или аккадцы.

Примечания

Конечно, текст не читали вслух с глиняной таблички, а предварительно заучивали "из уст" какого-либо писца. Жрецы III-II тысячелетий до х.э., как правило, были неграмотны и свои знания передавали в устной форме, по памяти.

Это произведения, записанные, а чаще всего и составленные в г. Ниппур, входившие в круг чтения обучавшихся и зрелых писцов. Ниппурская библиотека была обнаружена в школе, так называемой э-дубе ("дом табличек"). Хотя школа эта была светской (она готовила писцов для гражданской администрации), однако естественно (особенно для такого культового центра, как Ниппур), что жрецы оказывали на нее огромное влияние.

Литература шумеров насчитывает почти четыре тысячи лет. Вы только вдумайтесь – четыре тысячи лет назад человек в Двуречье придумал способ записывать свои мысли, и тут же начала развиваться литература. Мы можем определить любое литературное произведение, как зафиксированный авторский текст. Он отличается от изустного творчества тем, что остается неизменным на протяжении тысячелетий, и доходит до потомков в неизменном виде. Остается его только расшифровать, потому что исчезают языки, забывается значение знаков, которыми написано произведение, наконец, теряются рукописи, а потом находятся в самых неожиданных местах. Папирус крепок, но может рано или поздно истлеть, бумага недолговечна. Шумеры писали свои тексты на глиняных табличках, которые потом обжигали, и только благодаря этому изобретению, мы можем сейчас читать то, что было написано руками, так давно рассыпавшимися в прах. Когда я пытаюсь представить эти пласты времени, то мне становится страшно. Такое чувство я испытываю, когда пытаюсь представить Вселенную. Бесконечность и мрак.

До нас дошли более поздние записи, которые являются копиями древнейших текстов. Правда и эти копии насчитывают полторы тысячи лет. Возможно, что когда-нибудь археологи найдут большую шумерскую библиотеку, как уже не раз находили собрания клинописных дощечек. Но пока, мы имеем то, что мы имеем. То есть, нам известны некоторые школьные тексты, исторические надписи (строительные, хроникальные), самые древние из которых восходят к XXVII-XXVI вв. до н. э., а также гимны (особенно много их появляется в конце III тыс. до н. э., во время III династии Ура, в честь обожествленных правителей этой династии). Правда, совсем недавно, в середине 60-х годов, в местечке Абу-Салябих, неподалеку от древнейшего общешумерского культового центра Ниппура, американскими археологами был обнаружен большой архив, датируемый приблизительно XXVII-XXV в. до н. э., который, по предварительным данным, среди прочих клинописных документов включает большое число гимнов, мифов, поучений. И самым древним жанром, мы теперь можем назвать жанр исторической надписи. Первые записи были связаны со строительством храмов и каналов и были очень лаконичны: «Такому-то богу такой-то такое-то сооружение построил». К середине III тыс. до н. э. надписи становятся еще пространнее: в знаменитой «Стеле коршунов» Эаннатума, правителя города Лагаша (XXV в. до н. э.), уже содержится описание битвы, а надпись другого лагашского правителя, Энметены, на глиняном конусе (XXIV в. до н. э.) представляет собой краткую историю взаимоотношений городов Лагаша и Уммы. Это уже почти летопись. За тысячелетия надписи все увеличиваются, и в них начинают появляться художественные образы и сравнения. То есть, литература развивается плавно и логично. Так, как и должно быть. Если мы проследим развитие других древних литератур, то увидим ту же самую последовательность. Первым, известным нам, шумерским литератором, который подписал свои произведения оказался правитель Лагаша Гудеа, время царствования которого падает на послеаккадский период (XXII в. до н. э.). Гудеа в ритмизованной форме не просто рассказывает о постройке храмов, он называет причины, побудившие его за нее приняться, например, веление богов в пророческом сне.

В сновидении некий человек явился.
Велик он, как небо, как земля велик,
Корона бога на его голове,
Орел Анзуд на его руке,
Буря внизу, у его ног,
Справа и слева львы лежат.
Дом свой построить он приказал, но смысла сна я не понял.
Над горизонтом свет засиял - женщина появилась.
Кто такая она, кто такая она?..
Правителю мать его, богиня Нанше,
Говорит: «Пастырь мой!
Сон твой да объясню тебе!
Человек, что как небо велик, как земля велик,
С короной бога на голове, с орлом Анзудом у руки,
У ног которого бури, справа и слева - львы,
Это брат мой Нингирсу воистину был,
Храм его Энинну тебе приказал он построить...

Ученые так же считают этот документ и одной из первых стилизаций, так как в нем имитируется стиль древней надписи, хотя это, несомненно авторское произведение.

Говоря об исторических и псевдоисторических текстах, необходимо упомянуть еще о некоторых любопытных памятниках, стоящих особняком. Так, в «Истории святилища Туммаль», находившегося в древнем шумерском городе Ниппуре, перечисляются имена правителей разных городов, строивших и перестраивавших храм Туммаль и, видимо, оставивших там свои надписи. Наряду с известными из истории правителями Ур-Намму, Ибби-Суэном и другими, в ней упоминаются царь Урука Гильгамеш, его сын Ур-Нунгаль, а также правители города Киша Энмебарагеси и его сын Агга, легендарный соперник Гильгамеша. Эти сведения в соединении с другими данными позволяют предположить, что известный герой шумеро-аккадского эпоса Гильгамеш - историческое лицо. Существовали также царские перечни и перечни городов. Мы знаем о них из упоминаний в более древних документах, потому что таблички эти пока не найдены. Сохранилось лишь несколько текстов, которые были названы «литературными каталогами». Существование каталогов говорит нам о том, что шумерские собрания были богатыми и для них требовались списки. Всего в каталогах названо 87 произведений. До нас из них дошли только 32 из названных. Но глиняные «книги» были доступны не только жрецам и царям. Все указывает на то, что в Двуречье была всеобщая грамотность. Многие таблички были найдены при раскопках частных домов

Всего известно около 150 памятников шумерской литературы (многие сохранились в фрагментарном виде). Среди них стихотворные записи мифов, эпические сказания, молитвы, гимны богам и царям, псалмы, свадебно-любовные песни, погребальные плачи, плачи о народных бедствиях, составлявшие часть храмового богослужения; широко представлена дидактика: поучения, назидания, споры-диалоги, а также басни, анекдоты, поговорки и пословицы. Конечно, такое распределение по жанрам совершенно условно и опирается на наши современные представления о жанрах. Сами шумеры имели свою собственную классификацию - почти в каждом литературном произведении в последней строке обозначен его «жанр»: хвалебная песнь, диалог, плач и т. д. Как бы сложно не было классифицировать все эти произведения, многие из которых дошли лишь фрагментарно, но в них можно выделить четыре основных направления - космогонические и этиологические мифы; сказания о подвигах богов и героев; лирические тексты; педагогические и дидактические сочинения (так называемые тексты Эдубы). Можно сказать, все эти направления традиционный для любой древней литературы. Общей религии у шумеров не было, были разрозненные общинные культы. Поэтому нет и общих религиозных текстов, а разобраться в богах очень сложно – в каждом городе, в каждой деревне свой верховный бог покровитель.

Когда небеса от земли отошли, вот когда,

Когда земля от небес отошла, вот когда,

Когда семя человечества зародилось, вот когда,

Когда Ан забрал себе небо, вот когда,

Когда Энлиль забрал себе землю, вот когда...

Это запевка перед сказанием о волшебном дереве хулуппу. Вообще, в чистом виде мифы о сотворении мира не найдены. Они лишь фрагментарно отображаются в сказаниях и других текстах, словно бы авторы не особо желают повторять что-то, давно уже известное. За то о земной жизни и ее организации авторы говорят много и охотно.

Энтен приказывает овце родить ягненка,

Корове и телке велит он дать много мяса и жира, он создает изобилье.

В долинах дикому ослу, козлу и газели он дал радость,

Небесным птицам в вольном небе - он дал им вить гнезда.

Рыбам в море, в заболоченных реках - он дал им иметь потомство.

Деревья он посадил, он создал плоды.

Зерно и травы он создал в изобилии...

Эмеш создал поля и деревья, сделал просторные стойла и пастбища,

В полях он создал изобилие...

Итак, мифы о сотворении представлены сказаниями о божествах Энки и Энлиль. Эпос - «Сказанием о Гильгамеше». Целая группа текстов относится к дидактическим сочинениям. По сути, это школьные учебники. Для них характерны нравоучения и наставления. А также, философские споры-диалоги. Фольклорные тексты представлены собраниями пословиц и поговорок:

«Не отрубай голову тому, у кого она уже отрублена».

(ср. - «Не бей лежачего!»)

«Не переспав, не забеременеешь, не поев, не разжиреешь!»

«У того, у кого нет ни жены, ни ребенка, нет и кольца в носу!»

«Лисица помочилась в море и сказала: «Все море сделала я»».

«В Забаламе потонул паром, а в Ларсе подбирают бревна!»

«Мой бык тебе молоко принесет!»

(ср. «От него толку, как от козла молока»)

«Как слон в осевшей лодке!»

(ср. «Слон в посудной лавке!»)

«Взглянешь мимоходом - он муж, рукою коснешься - сырая глина».

«Воин без командира - поле без пахаря!»

«Год за годом жую чеснок - ежегодно дерет он мне горло!»

К лирике мы можем отнести гимны и плачи. Шумерские гимны - это богослужебные тексты, в которых восхваляется то или иное божество, перечисляются его имена и деяния; они рассчитаны на коллективное, хоровое исполнение. Это обращение к божеству не личное, а целого коллектива, поэтому эмоции, возникающие при исполнении гимна, - эмоции коллективные. Вот какое заключение дается в издании «История всемирной литературы»:

Письменная шумерская литература отразила и процесс столкновения первобытной идеологии с новой идеологией классового общества. При знакомстве с древними шумерскими памятниками, особенно мифологическими, бросается в глаза отсутствие поэтизации, идеализации образов. Шумерские боги даже не просто земные существа, мир их чувств не просто мир чувств и поступков человеческих, но постоянно подчеркивается низменность и грубость натуры богов, их облик непривлекателен и страшен. Божества, создающие живое существо из грязи из-под ногтей, творящие человека в пьяном состоянии, могущие из одного каприза погубить созданное ими человечество, как близки эти образы первобытному мышлению, подавленному неограниченной властью стихий и ощущением собственной беспомощности. А шумерское подземное царство? В описании его царит полная безнадежность, нет ни справедливого судии, подобного египетскому Осирису, ни весов, на которых взвешиваются поступки людей; нет никаких или почти никаких иллюзий не только относительно того, чем кончится жизнь, но и того, как это случится. И видимо, потому, что природа была более жестокой к жителям Двуречья, чем к египтянам (наводнения, песчаные бури, скудость природных ресуров, сырой и влажный климат), этим иллюзиям труднее было возникнуть.

Новая идеология должна была что-то противопоставить этому стихийному чувству ужаса и безнадежности, но вначале она сама была очень беспомощна, и ей ничего другого не оставалось, как закрепить свою беспомощность в письменных памятниках, повторяющих мотивы и формы древней устной поэзии.

Постепенно, однако, по мере того как в государствах Двуречья идеология классового общества укрепляется и становится господствующей, меняется и содержание литературы, которая начинает развиваться в новых формах и жанрах. Процесс отрыва литературы письменной от литературы устной убыстряется и делается очевидным. Возникновение на поздних ступенях развития шумерского общества дидактических жанров, циклизация мифологических сюжетов знаменуют все большую самостоятельность, приобретаемую письменным словом, иную его направленность. Однако этот новый этап в развитии переднеазиатской литературы, по существу, продолжили уже не шумеры, а их культурные наследники - вавилоняне, или аккадцы.

Исходя из этого могу и я сделать свое заключение – очень многие тексты сказаний вошли в ТАНАХ (Ветхий завет) Они даже почти не переиначены. А еще, отголоски шумерских мифов мы можем найти и в мифологии Древней Греции. Например, миф о снисхождении в царство мертвых.

Сейчас вот вы все можете мне сказать – а на фига нам все это? Было? Мало ли что было? Было – прошло. Ан нет, господа хорошие. Сейчас я вам расскажу о связи древней шумерской литературы с нашей с вами современностью. В 90-е годы появилась книга писателя Клары Моисеевой «Учись, Сингамиль», основанная на текстах древнего Ура. Конечно, не все в этой книге совпадает исторически, потому что многое было открыто уже после того, как книга увидела свет. Тем не менее, это очень увлекательное и познавательное чтение. Многие из вас пишут рассказы, романы и прочее. Вот как пример, я хочу и привести вам эту книгу. Как пример вдумчивой и толковой работы с древними текстами.

Всего в настоящее время нам известно около ста пятидесяти памятников шумерской литературы (многие из них сохранились в виде фрагментов). В их числе - стихотворные записи мифов, эпические сказания, свадебно-любовные песни, связанные со свя­щенным браком обожествленного царя со жрицей, погребальпые плачи, плачи о социальных бедствиях, гимны в честь царей (на­чиная с III династии Ура), литературные имитации царских над­писей; очень широко представлена дидактика - поучения, нази­дания, споры-диалоги, сборники басен, анекдоты, поговорки и пословицы.

Особняком стоят надписи (на камнях, стелах, глиняных ко­нусах и т. п.); древнейшие содержат лишь имя бога, название сооружения, возведенного в его честь, и имя правителя. Позже в состав надписи, особенно в Лагаше, вводятся описания битвы («Стела Коршунов» Эанатума), история войн с соседями (над­пись Энметены), изложение социальных мероприятий (конусы Уруинимгипы); вершиной жанра являются метровые глиняные цилиндры Гудеа, где в поэтической форме описывается возведе­ние храма богу Нипгирсу по желапию богов.

Из всех жанров шумерской литературы наиболее полно пред­ставлены гимны. Самые ранние записи их восходят к середино Раннединастического периода. Безусловно, гимн - один из наи­более древних способов коллективного обращения к божеству. Запись такого произведения должна была производиться с осо­бой педантичностью и пупктуальпостью, ни одного слова нельзя было измепить произвольно, поскольку пи один образ гимна не был случайным, за каждым стояло мифологическое содержание. Гимпы рассчитаны па чтение вслух - отдельным жрецом или хором, и эмоции, которые возникали при исполнении такого произведения,- это коллективные эмоции. Огромное значение ритмической речи, воспринимающейся эмоциопалыю-магически, выступает в таких произведениях па первый план. Обычно в гимне восхваляется божество и перечисляются деяния, имена и эпитеты бога. Большинство гимнов, которые дошли до пас, со­хранились в школьном каноне г. Ниппура и чаще всего посвя­щены Энлилю, богу-покровителю этого города, и другим божест­вам его круга. По есть также гимны царям и храмам. Однако гимпы можно было посвящать лишь обожествленным царям, а обожествлялись в Шумере не все цари.

Наравне с гимнами, богослужебными текстами являются пла­чи, очень распространенные в шумерской литературе (особенно плачи о народных бедствиях). Но самый древний памятник по­добного рода, известный нам, не богослужебный. Это «плач» о разрушении Лагаша царем Уммы Лугальзагеси. В нем перечис­ляются разрушения, произведенные в Лагаше, и проклинается их виновник. Остальные же дошедшие до нас плачи - плач о гибели Шумера и Ура, плач о гибели Ура, плач о гибели Урука и Эреду-ритуального характера: они исполнялись, видимо, при обряде восстановления разрушенных городов и храмов.

С культом связана замечательная серия поэм (или песнопе­ний), начиная с «Хождения Инаны в преисподнюю» и кончая «смертью Думузи», отражающая миф об умирающих и воскре­сающих божествах и связанная с соответствующими обрядами. Богиня плотской любви и животного плодородия Иннин (Инана) полюбила бога- (или героя-) пастуха Думузи и взяла его в мужья. Однако затем она низошла в преисподнюю, по-видимому чтобы оспорить власть царицы преисподней. Умерщвленная, но хитростью богов возвращенная к жизни, Инана может вернуться на землю (где тем временем все живое перестало размножаться), лишь отдав преисподней за себя живой выкуп. Инана почитает­ся в разных городах Шумера и в каждом имеет супруга или сына; все эти божества преклоняются перед ней и молят о по­щаде; лишь один Думузи гордо отказывается. Думузи предан злым гонцам преисподней; тщетно сестра его Гештинана («Лоза небес») трижды превращает его в животное и прячет у себя; Думузи убит и уведен в подземный мир. Однако Гештинана, жертвуя собой, добивается, чтобы Думузи на полгода отпускали к живым, на это время она сама взамен него уходит в мир мерт­вых, Пока бог-пастух царит на земле, богиня-растение умирает. Структура мифа оказывается много сложнее, чем упрощенный мифологический сюжет умирания и воскрешения божества пло­дородия, как он обычно излагается в популярной литературе.

К ниппурскому канону принадлежат также девять сказаний о подвигах героев, отнесенных «Царским списком» к полулеген­дарной I династии Урука,- Энмеркара, Лугальбанды и Гильга- меша,- об их дальних походах и сказочных приключениях. Нип- пурский канон, видимо, пачал создаваться в период III династии Ура, а цари этой династии были тесно связаны с Уруком: ее ос­нователь возводил свой род к Гильгамешу. Включение в канон урукских легенд произошло скорее всего потому, что Ниппур был культовым центром, который всегда был связан с господ­ствующим в данное время городом. При III династии Ура и I ди­настии Иссина единообразный ниппурский канон был введен в э-дубах (школах) других городов державы.

Все дошедшие до нас героические сказания находятся на ста­дии образования циклов, что обычно характерно для эпоса (груп­пирование героев по месту их рождения - одна из ступеней этой циклизации). Но памятники эти настолько разнородны, что их с трудом можно объединить общим понятием «эпос». Это раз­новременные композиции, одни из которых более совершенны и законченны (как замечательная поэма о герое Лугальбанде и чудовищпом орле), другие - менее. Однако составить даже при­мерное представление о времени их создания невозможно - раз­личные мотивы могли включаться в них на разных этапах их развития, сказания могли видоизменяться на протяжении веков. Ясно одно: перед нами ранний жанр, из которого эпос разовьет­ся впоследствии. Поэтому герой такого произведения - еще не эпический герой-богатырь, монументальная и часто трагическая личность; это скорее удачливый молодец из волшебной сказки, родственник богов (но не бог), могучий царь с чертами бога; он имеет сказочных помощников - орла, дикого человека Энкиду.

Известны также эпические произведения, где героем является божество. Одно из них - сказание о борьбе богини Иннин (Ина- ны) с олицетворением подземного мира, названным в тексте «гора Эбех», другое - рассказ о войне бога Нинурты со злым демоном Асаком, также обитателем подземного царства. Нипурта одновременно выступает и как герой-первопредок: он сооружает плотину-насыпь из груды камней, чтобы отгородить Шумер от первозданного океана, который разлился в результате смерти Асака, а воды, затопившие поля, отводит в Тигр. Есть и другая пространная поэма с восхвалениями Нинурты.

Если не прямо к культовой, то, во всяком случае, к жрече­ской литературе следует отнести поэмы, откликающиеся на со­бытия истории. Такова серия поэм, связанпых с династией Ак­каде и особенно с именем Нарам-Суэпа - сначала с его подвига­ми, а затем с его гордыней, осужденной богом Эплилем. Глода же примыкает и гимническое произведение, условно называемое «Проклятие городу Аккаде».

Более распространены в шумерской литературе произведения, посвящепные описаниям созидательных деяний божеств, так на­зываемые этиологические (т. е. объясняющие) мифы; одновре­менно они дают представление и о создании мира, как оно ви­делось шумерам. Возможно, что специально космогонических сказаний в Шумере и не было (или они не записывались). Труд­но сказать, почему это так: вряд ли возможно, чтобы представ­ление о борьбе титанических сил природы (богов и титапов, старших и младших богов и т. д.) не отразилось в шумерском мировоззрении, тем более что тема умирания и воскрешения природы (с уходом божества в подземное царство) в шумерской мифолографии разработана подробно - в рассказах не только об Ипнин-Ииаио и Думузи, но и о других богах, например об Энлиле.

Устройство жизни па земле, установление па пей порядка и благодепствия - едва ли не любимая тема шумерской литера­туры; она наполнена рассказами о сотворении божеств, которые должпы следить за земным порядком; заботиться о распределе­нии божественных обязанностей, об установлении божественной иерархии, о заселении земли живыми существами и даже о со­здании отдельпых сельскохозяйственных орудий. Главными дей­ствующими богами-творцами обычно выступают Энки и Эплиль.

Многие этиологические мифы составлены в форме прений - спор ведут либо представители той или иной области хозяйства, либо сами хозяйственные предметы, которые пытаются доказать друг другу свое превосходство; например лето и зима, медь и серебро, мотыга и плуг, скотовод и землепашец. В распростране­нии этого жанра, типичного для многих литератур древнего Во­стока, большую роль сыграла шумерская э-дуба. О том, что пред­ставляла собою эта школа на ранних этапах, известно очень ма­ло, однако в каком-то виде она существовала уже с самого нача­ла письменности (о чем свидетельствует наличие учебных посо­бий). Видимо, как особое учреждение э-дуба складывается не позже середины III тысячелетия до н. э. Первоначально цели обучения были чисто практическими - школа готовила писцов, землемеров и т. д. По мере развития школы обучение станови­лось все более универсальным, и в конце III - начале II тыся­челетия до п. э. э-дуба становится чем-то вроде «академического центра» того времени - в ней преподают все отрасли знаний, тогда существовавшие: математику, грамматику, пение, музыку, право, изучают перечни правовых, медицинских, ботанических, географических и фармакологических терминов, списки литера­турных сочинений и т. д.; существует учебник приемов земледе­лия - в ритмизованной форме.

Большинство рассмотренных выше произведений сохранилось именно в виде школьных или учительских записей, через школь­ный канон. Но есть и специальные группы памятников, которые принято называть «текстами э-дубы»: это произведения, расска­зывающие об устройстве школы и школьной жизни, дидактиче­ские сочинения (поучения, нравоучения, наставления), специ­ально адресованные школярам, часто тоже составленные в форме диалогов-споров, и, наконец, памятники народной мудрости: афо­ризмы, пословицы, анекдоты, басни и поговорки. Через э-дубу до нас дошел и единственный пока образец ритмизованной сказки па шумерском языке.

Даже по этому неполному обзору можно судить о том, на­сколько богаты и разнообразны памятники шумерской литерату­ры. Этот разнородный и разновременный материал, большая часть которого была записана только в самом начале III (если не в начале II) тысячелетия до н. э., во многом сохранил приемы, свойственные устному словесному творчеству. Основной стили­стический прием большинства мифологических и праэпических рассказов - многократные повторения, например повторение в одних и тех же выражениях одних и тех же речей (но поочеред­но меяеду разными собеседниками). Это не только художествен­ный прием троекратности, столь характерный для эпоса и сказки (в шумерских памятниках он иногда достигает девятикратно- сти), по еще и мнемонический прием, способствующий лучшему запоминанию произведения,- наследие устной передачи мифа, эпоса, специфическая черта ритмической, магической речи, по форме напоминающей шаманское камлание. Рассказ на таблич­ке часто выглядит просто конспектом, где записи отдельных строк служили как бы памятными вехами для сказителя. Однако зачем тогда было педантично, до девяти раз, выписывать одни и те же фразы? Это тем более странно, что запись производилась па тяжелой глине и, казалось бы, сам материал должен был под­сказать необходимость лаконичности и экономпости фразы, более сжатой композиции (это происходит только к середине II тысячелетия до и. э., уже в аккадской литературе)". Не стремясь оторваться от живого слова, шумерская литература фиксировала его на глине, сохраняя все стилистические приемы и особенности устной поэтической речи. Связь с устной поэзией ощущается очень живо.

Важно, однако, заметить, что шумерские писцы-«литераторы» не ставили себе задачей фиксировать все устное творчество или все его жанры. Отбор определялся интересами школы и отчасти культа. Но наряду с этой письменной протолитературой продол­жалась жизнь устных произведений, оставшихся незафиксиро­ванными,- быть может, гораздо более богатая.

Неправильно было бы представлять эту делающую свои пер­вые шаги шумерскую письменную литературу как малохудо­жественную или почти лишенную художественного, эмоциональ­ного воздействия. Сам метафорический образ мышления способ­ствовал образности языка и развитию такого характернейшего для древневосточной поэзии приема, как параллелизм. Шумер­ские стихи - ритмическая речь, по в строгий размер они пе укладываются, гак как пе удается обнаружить ни счета ударе­ний, пи счета долгот, ни счета слогов. Поэтому важнейшим сред­ством подчеркнуть ритм являются здесь повторы, ритмические перечисления, эпитеты богов, повторение начальных слов в не­скольких строках подряд и т. д. Характерны аллитеративные со­звучия, спонтанная рифма, иногда связывающая два полустишия. Ритмизацию создает и одинаковость структуры глагольных форм, неизменно стоящих в конце стиха-предложения.

При знакомстве с древними шумерскими памятниками, осо­бенно мифологическими, бросается в глаза отсутствие поэтизации образов. Шумерские боги-не просто земные существа, мир их чувств - не просто мир чувств и поступков человеческих; посто­янно подчеркиваются низменность и грубость натуры богов, не­привлекательность их облика. Первобытному мышлению, подав­ленному неограниченной властью стихий и ощущением собствен­ной беспомощности, по-видимому, были близки образы богов, творящих живое существо из грязи из-под ногтей, в пьяном со­стоянии, способных из одного каприза погубить созданное ими человечество, устроив Потоп. А шумерский подземный мир? По сохранившимся описаниям он представляется па редкость хао­тичным и безнадежным: там пет ни судьи мертвых, ни весов, на которых взвешиваются поступки людей, нет почти никаких ил­люзий «посмертной справедливости». Однако загробная судьба не для всех людей равна: разницу создает и род смерти, и в осо­бенности наличие или отсутствие погребальных жертв.

Идейное наследие первобытности вначале мало что могло про­тивопоставить стихийному чувству ужаса и безнадежпости перед лицом враждебного мира. Постепенно, однако, по мере того как в государствах Нижней Месопотамии укрепляется и становится господствующей идеология классового общества, меняется и со­держание литературы, которая начинает развиваться в новых формах и жанрах. Процесс отрыва письменной литературы от устной убыстряется и делается очевидным. Возникновение на поздних ступенях развития шумерского общества дидактических жанров литературы, циклизация мифологических сюжетов и т. п. знаменуют все большую самостоятельность, приобретаемую пись- мепным словом, иную его идейно-эмоциональную направлен­ность. Однако этот новый этап развития переднеазиатской лите­ратуры, по существу, продолжали уже не шумеры, а их культур­ные наследпики - вавилоняне, или аккадцы.

Загрузка...